Глава 86. Проверка многомерной гипотезы

(Заголовки международных газет 7 апреля 1992 г.)

«Волшебный Вестник Торонто»:

БРИТАНСКИЙ ВИЗЕНГАМОТ В ПОЛНОМ СОСТАВЕ СООБЩАЕТ:

МАЛЬЧИК-КОТОРЫЙ-ВЫЖИЛ ЗАПУГАЛ ДЕМЕНТОРА.

МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА ПО ВОЛШЕБНЫМ СУЩЕСТВАМ:

«ДА ВЫ ПРОСТО ЛЖЁТЕ!»

ФРАНЦИЯ И ГЕРМАНИЯ ОБВИНЯЮТ БРИТАНИЮ

В ТОМ, ЧТО ВСЁ БЫЛО ПОДСТРОЕНО.

«Новозеландские Ежедневные Чародейские Известия»:

ЧТО СВЕЛО С УМА БРИТАНСКИХ ЗАКОНОДАТЕЛЕЙ?

НАШЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО НА ОЧЕРЕДИ?

ЭКСПЕРТЫ ПРИВЕЛИ ТОП-28 ПРИЧИН СЧИТАТЬ,

ЧТО ЭТО УЖЕ ПРОИЗОШЛО

«Американский Маг»:

КЛАН ВЕРВОЛЬФОВ

СТАЛ ПЕРВЫМИ ОБИТАТЕЛЯМИ ВАЙОМИНГА

«Придира»:

МАЛФОЙ СБЕГАЕТ ИЗ ХОГВАРТСА

СИЛА ВЕЙЛ ПРОБУДИЛАСЬ

«Ежедневный Пророк»:

«БЕЗУМНАЯ МАГЛОРОЖДЁННАЯ» ОСВОБОЖДЕНА

ИЗ-ЗА ЮРИДИЧЕСКОЙ УЛОВКИ.

ПОТТЕР УГРОЖАЕТ МИНИСТЕРСТВУ

НАПАДЕНИЕМ НА АЗКАБАН

* * *

Гипотеза: Волдеморт

(8 апреля 1992 года, 19:22)

И снова они вчетвером собрались вокруг древнего стола директора Хогвартса — стола, выдвижные ящики которого содержали другие ящики, а в тех были свои ящики, и именно в этих ящиках и хранились все старые документы школы Хогвартс. Согласно легенде, когда-то в этом столе потерялась директриса Шейла, и пребывает там до сих пор, и выберется наружу, лишь когда приведёт в порядок свои бумаги. У Минервы не вызывала особого восторга мысль, что когда-нибудь вместе со столом она унаследует все эти ящики. Но до этого надо было ещё дожить.

За столом с серьёзным и сосредоточенным видом сидел Альбус Дамблдор.

Рядом с холодным, засыпанным пеплом камином зловеще замер Северус Снейп, словно вампир, изображать которого, если верить заявлениям учеников, профессор очень любил.

Предполагалось, что к ним присоединится Шизоглаз Хмури, но он пока не появился.

А Гарри...

Маленькая, худенькая фигурка примостилась на подлокотнике кресла, словно энергия переполняла Гарри настолько, что он не мог сидеть нормально, как все люди. Неподвижное лицо, слипшиеся волосы, пристальный взгляд зелёных глаз, и в центре всего этого — зигзаг молнии его незаживающего шрама. Всего за одну неделю мальчик стал гораздо мрачнее.

На мгновение Минерва вспомнила, как они с Гарри гуляли в Косом переулке — казалось, это было много-много лет назад. В том мальчике уже тогда, так или иначе, скрывалась эта угрюмость. За появление этой угрюмости нельзя винить только её или Альбуса. И всё же было невыносимо печально сравнивать того мальчика, с которым она когда-то познакомилась, и то, во что превратила его магическая Британия. Она знала, что Гарри всегда отличался от обычных детей. Приёмные родители Гарри рассказывали, что он мало разговаривал и ещё меньше играл с детьми маглов. Минерва с болью в сердце подумала, что, возможно, на игры с другими детьми в Хогвартсе у Гарри были только эти месяцы, а теперь война лишила его и этого. Быть может, дети его возраста не видели Гарри таким, каким он стоял перед Визенгамотом. Но Минерва не могла не представлять детство Гарри Поттера чем-то вроде охапки хвороста, которую она и Альбус ветка за веткой бросали в огонь.

— Пророчества всегда сложно понять, — Альбус Дамблдор наполовину прикрыл глаза, будто от усталости. — Смутные, расплывчатые, их смысл ускользает словно вода сквозь пальцы. Пророчество — это всегда бремя, ибо в нём нет ответов, лишь одни вопросы.

Гарри Поттер источал напряжение.

— Директор Дамблдор, — сказал он с лёгким нажимом, — мои друзья стали мишенью. Гермиона Грейнджер чуть не попала в Азкабан. Вы сами сказали: началась война. Пророчество профессора Трелони — ключевая информация, она мне нужна, чтобы оценивать мои гипотезы о том, что происходит. Я уже не говорю о том, как глупо — и опасно — то, что Тёмный Лорд знает пророчество, а я — нет.

Альбус мрачно посмотрел на Минерву. В ответ на его невысказанный вопрос она покачала головой — каким бы невообразимым способом Гарри ни догадался, что именно Трелони сделала то пророчество и что Тёмный Лорд знает, о чём в нём говорится, он узнал это не от неё.

— В попытках предотвратить именно это пророчество Волдеморт направился навстречу своей гибели от твоих рук, — сказал тогда старый волшебник. — Это знание принесло ему один лишь вред. Обдумай это как следует, Гарри Поттер.

— Да, директор, я понимаю. В моей родной культуре тоже есть литературные произведения о самоисполняющихся и неверно понятых пророчествах. Не сомневайтесь, я буду осторожен с интерпретациями. Но о каких-то деталях я уже догадался. Неужели неполные догадки будут для меня безопаснее?

Альбус помедлил.

— Минерва, — наконец произнёс он. — Будьте любезны.

— Грядёт... — начала Минерва. Слова давались с трудом: она не была актрисой. Ей не удавалось изобразить гулкий, леденящий тон исходного пророчества, а этот тон казался крайне важным, словно без него нельзя будет передать весь смысл. — Грядёт тот, кто наделён могуществом победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца...

— И Тёмный Лорд отметит его как равного себе, — голос Северуса заставил Минерву подпрыгнуть от неожиданности. Мрачная фигура профессора зельеварения по-прежнему возвышалась у камина. — Но он будет обладать силой, что неведома Тёмному Лорду... и каждому должно уничтожить другого, почти ничего не оставив, ибо не могут их несхожие души существовать в одном мире.

В последней строчке зловещее предзнаменование прозвучало настолько сильно, что у Минервы по коже пробежали мурашки — почти как тогда, когда она слушала Сивиллу Трелони.

Гарри выслушал пророчество с хмурым видом.

— Можно повторить? — попросил он.

— Грядёт тот, кто наделён могуществом победить Тёмного Лорда, рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе...

— Постойте, может быть, лучше это записать? Мне нужно проанализировать всё тщательно...

Так и поступили. Альбус и Северус двумя ястребами пристально наблюдали за пергаментом, словно опасаясь, что какая-нибудь невидимая рука схватит его и похитит ценную информацию.

— Итак... — начал Гарри. — Я мужского пола и рождён 31-го июля, это сходится. Я и в самом деле победил Тёмного Лорда, сходится. Двусмысленное местоимение во второй строчке... Но я тогда ещё не родился, да и трудно представить, чтобы мои родители трижды бросали вызов мне. Этот шрам — очевидный кандидат в «метки»... — Гарри коснулся своего лба. — Остаётся сила, которая неведома Тёмному Лорду, возможно, это намёк на мои научные познания...

— Нет, — сказал Северус.

Гарри удивлённо посмотрел на профессора зельеварения.

Глаза Северуса были закрыты, его лицо было напряжено и сосредоточено.

— Тёмный Лорд мог бы получить эту силу, просто изучив те же книги, что и вы, Поттер. Но пророчество говорит не о «силе, которой не обладает Тёмный Лорд». И даже не о «силе, которую не может получить Тёмный Лорд». Оно говорит о «силе, неведомой Тёмному Лорду»... Это должно быть что-то более чуждое ему, чем магловские артефакты. Возможно, что-то, что он вообще не в силах понять, даже если увидит...

— Наука — это не мешок технологических фокусов, — ответил Гарри. — Это не просто магловский аналог волшебной палочки. Это даже не совсем знание, в смысле, то, что можно выучить наизусть, как, например, таблицу Менделеева. Это другой способ мышления.

— Может быть... — пробормотал профессор зельеварения, но чувствовалось, что Гарри его не убедил.

— Рискованно слишком сильно углубляться в слова пророчества, — сказал Альбус. — Даже тем, кто слышал их сам. Это чревато большими разочарованиями.

— Да, пожалуй, — Гарри потёр свой шрам. — Но... раз уж это всё, что мы знаем... ладно, я спрошу прямо. Откуда вы знаете, что Тёмный Лорд вообще выжил?

— Что?! — воскликнула Минерва. Альбус лишь вздохнул и снова откинулся на спинку огромного директорского кресла.

— Ну, — продолжил Гарри, — представьте, как пророчество звучало, когда его только что сделали. Сами-Знаете-Кто узнал о пророчестве и решил, что мне предназначено вырасти и низвергнуть его. Что нам обоим предстоит генеральное сражение, где один из нас уничтожит другого, почти ничего не оставив. Поэтому Сами-Знаете-Кто напал на Годрикову Лощину и тут же оказался уничтожен, оставив некие остатки, которые могут быть, а могут и не быть его бестелесной душой. Может быть, его остатки — это Пожиратели Смерти или Тёмная метка. Я в том смысле, что, быть может, пророчество уже сбылось. Не поймите неправильно... я понимаю, что моя интерпретация выглядит натянутой. Формулировки Трелони не похожи на то, как если бы они описывали только лишь события, которые исторически имели место 31-го октября 1981-го года. Если кто-то нападает на ребёнка, и заклинание бьёт рикошетом в него самого, это сложно назвать «могуществом, чтобы победить». Но если принять за гипотезу, что пророчество говорит о нескольких возможных вариантах будущего, один из которых и свершился на Хэллоуин, тогда, возможно, пророчество уже исполнилось.

— Но... — вырвалось у Минервы. — Но налёт на Азкабан...

— Если Тёмный Лорд выжил, то, конечно, он наиболее очевидный подозреваемый в налёте на Азкабан, — рассудительно сказал Гарри. — Можно даже сказать, что налёт на Азкабан — это байесовское свидетельство того, что Тёмный Лорд выжил, потому что побег узника из Азкабана скорее произойдёт в мире, где Тёмный Лорд жив, чем в мире, где он мёртв. Но это лишь слабое байесовское свидетельство. Этот побег мог случиться и без живого Тёмного Лорда. Профессор Квиррелл, который не предполагает, что Сами-Знаете-Кто ещё жив, без труда придумал собственное объяснение. По его мнению, скорее всего какой-то могущественный волшебник захотел воспользоваться Беллатрисой Блэк, потому что она, возможно, владеет тайнами Тёмного Лорда, неким магическим знанием, которое Волдеморт мог открыть только ей. Вероятность того, что кто-то пережил смерть своего тела, очень мала, даже если магия это и допускает. В большинстве случаев такого не происходит. Таким образом, если абсолютно всё, что у нас есть — это нападение на Азкабан... я бы сказал, что это недостаточное байесовское свидетельство. Это свидетельство в условиях неверной гипотезы невероятно, но эта невероятность не соразмерна априорной невероятности самой гипотезы.

— Нет, — отрезал Северус. — Пророчество ещё не сбылось. В противном случае я бы об этом знал.

— Вы в этом уверены?

— Да, Поттер. Если бы пророчество сбылось, я бы его понял! Я слышал слова Трелони, я помню голос Трелони, и, если бы я узнал о событиях, о которых говорит пророчество, я бы их распознал. То, что уже свершилось... точно не подходит, — уверенно закончил учитель Зельеварения.

— Я даже не знаю, что на это ответить, — сказал Гарри. Он рассеяно потёр рукой лоб. — Может быть, не подходит то, что вы думаете о произошедшем, а на самом деле всё по-другому...

— Волдеморт жив, — сказал Альбус. — Есть и другие свидетельства.

— Например? — тут же спросил Гарри.

Альбус помедлил.

— Существуют ужасные ритуалы, с помощью которых волшебники возвращались к жизни, — медленно сказал он. — Кто угодно может догадаться об этом, вчитываясь в летописи и легенды. И к тому же определённые книги пропали, я не смог найти их. Уверен, что их забрал Волдеморт...

— То есть, вы не можете найти ни одной книги о бессмертии, и это доказывает, что их взял Сами-Знаете-Кто?

— Именно так, — ответил Альбус. — Существует одна книга — я не буду произносить вслух её название — которая пропала из Запретной секции библиотеки Хогвартса. В «Борджин и Бёркс» хранился древний свиток, но там, где он лежал, осталось лишь пустое место... — старый волшебник помолчал. — Но, предполагаю, ты скажешь, что, даже если Волдеморт попытался стать бессмертным, это не доказывает, что он в этом преуспел.

— Доказывает, директор? Всегда есть лишь вероятности. Если известно, что пропали определённые книги, описывающие ритуалы бессмертия, это увеличивает вероятность, что кто-то попытался ими воспользоваться. Что, в свою очередь, повышает априорную вероятность того, что Тёмный Лорд пережил свою смерть. Я признаю это и благодарю вас за предоставленные факты. Вопрос в том, достаточно ли высока эта априорная вероятность.

— Но если ты признаёшь, что есть хоть какая-то возможность, что Волдеморт выжил, то ведь, безусловно, стоит держаться настороже? — тихо спросил Альбус.

Гарри согласно склонил голову.

— Вы правы, директор. Хотя, когда вероятность гипотезы становится слишком мала, ошибочно только о ней и думать... Учитывая, что книги о бессмертии пропали и что слова пророчества кажутся в некоторой степени более естественными, если в нём описывается будущая битва между Тёмным Лордом и мной, я согласен, что оживший Тёмный Лорд — это не просто возможное, а вероятное событие. Но также следует принять в расчёт и другие возможности — а в мире, где Сами-Знаете-Кто всё-таки не выжил, Гермиону мог подставить кто-то другой.

— Глупость, — тихо произнёс Северус. — Абсолютная глупость. Тёмная метка не исчезла, и её хозяин — тоже.

— Вот, именно это я и подразумевал, когда говорил о формально недостаточном байесовском свидетельстве. Конечно, звучит это мрачно, и судьбоносно, и всё такое, но кто сказал, что магическим меткам не свойственно оставаться после смерти того, кто их нанёс? Предположим, что метка действительно никуда не исчезает, пока сознание Тёмного Лорда продолжает жить, но априори у нас есть лишь догадка, что с двадцатипроцентной вероятностью Тёмная метка продолжает существовать и после смерти Тёмного Лорда. Тогда наблюдение «Тёмная метка не исчезла» происходит в пять раз вероятнее в мире, где Тёмный Лорд жив, чем в мире, где Тёмный Лорд мёртв. Это соразмерно априорной невероятности бессмертия? Допустим, первичные шансы против того, что Тёмный Лорд выжил — сто к одному. Если вероятность, что некая гипотеза скорее неверна, в сто раз больше, чем если она верна, и вы наблюдаете свидетельство, которое появляется в пять раз вероятнее, когда гипотеза верна, чем когда она не верна, то теперь у нас получается, что вероятность, что эта гипотеза неверна в двадцать раз больше, чем если она верна. Шансы сто к одному умножить на вероятность один к пяти, получается двадцать против одного, что Тёмный Лорд мёртв...

— Откуда вы берёте все эти числа, Поттер?

— Да, это признанный недостаток данного метода, — не моргнув глазом, ответил Гарри. — Но качественно мы получаем, что наблюдение «Тёмная метка не исчезла» не является достаточным подтверждением гипотезы «Тёмный Лорд бессмертен». Потому что свидетельство не такое исключительное, как само утверждение, — Гарри сделал паузу и продолжил: — И не будем забывать, что даже если Тёмный Лорд жив, то это не значит, что именно он подставил Гермиону. Как сказал один хитроумный человек, здесь может быть больше одного плана и больше одного заговорщика.

— Да, у нас есть ещё профессор Защиты, — заметил Северус с холодной улыбкой. — Полагаю, что мы вполне можем считать его подозреваемым. В конце концов, в прошлом году виновным оказался профессор Защиты, и в позапрошлом тоже, и в поза-позапрошлом.

Гарри снова посмотрел на пергамент, лежавший у него на коленях.

— Давайте двигаться дальше. Вы совершенно уверены, что точно запомнили пророчество? Мог кто-нибудь проникнуть в память профессора МакГонагалл и изменить или удалить строчку?

Альбус помолчал и затем медленно ответил:

— На всей территории Британии действует великое заклятие, которое записывает каждое пророчество, произнесённое в её пределах. Все пророчества хранятся глубоко под Древнейшим Залом Визенгамота, в Отделе Тайн.

— Зал Пророчеств, — прошептала Минерва. Она читала об этом месте. Книги рассказывали об огромном зале со стеллажами, на которых в течение многих лет появлялись сияющие сферы. Считалось, что его сотворил сам Мерлин, величайший из волшебников, в качестве прощальной пощёчины Судьбе. Не все пророчества ведут к благу. Поэтому Мерлин пожелал, чтобы те, о ком говорится в пророчествах, по крайней мере знали, что им предречено. Это была дань уважения их свободе воли, чтобы Рок не мог распоряжаться ими, как ему захочется. В руки того, о ком говорится в пророчестве, опустится сияющая сфера, и он услышит пророчество, произнесённое голосом предсказателя. Тот же, кто попытается дотронуться до чужого пророчества, лишится рассудка... или, может быть, у него просто взорвётся голова — в этом вопросе легенды расходились. Однако, в чём бы ни заключался изначальный замысел Мерлина, на протяжении веков Невыразимцы не позволяли никому входить в этот зал, по крайней мере, насколько знала Минерва. В сборнике «Труды чародеев древности» утверждалось, что позднее Невыразимцы обнаружили, что если позволять действующим лицам пророчества узнавать его содержание, то это может мешать провидцам высвобождать то самое давление времени, которое они высвобождают во время предсказания, и потому преемники Мерлина запечатали его Зал. Минерве уже приходила в голову мысль (сказывались месяцы в обществе мистера Поттера), что в таком случае не ясно, откуда именно это известно. Но она также полагала, что не стоит расспрашивать об этом Альбуса, ведь он и правда может попробовать рассказать. А Минерва была совершенно уверена, что о Времени стоит беспокоиться только в том случае, если вы — часы.

— Да, Зал Пророчеств, — тихо подтвердил Альбус. — Те, о ком говорится в пророчестве, могут там прослушать его запись. Ты понимаешь, что это значит, Гарри?

Гарри нахмурился.

— Ну, что я мог бы прослушать пророчество, или Тёмный Лорд... О, точно, мои родители. Те, кто трижды бросали ему вызов. Они упомянуты в пророчестве, значит, тоже могли его прослушать?

— Если Джеймс и Лили и слышали что-то отличное от того, что рассказала Минерва, мне они об этом не сообщили, — спокойно ответил Альбус.

— Ты брал Джеймса и Лили туда?! — поразилась Минерва.

— Фоукс может перенести во множество мест, — пояснил Альбус. — Но не стоит об этом распространяться.

Гарри пристально посмотрел на Альбуса.

— А можно мне самому отправится в этот Отдел Тайн и услышать запись пророчества? Насколько я слышал, оригинальная интонация голоса может помочь его понять.

Старый волшебник медленно покачал головой — его очки на мгновение блеснули отражённым светом.

— Не думаю, что это будет мудро, — ответил он. — Из-за причин не столь очевидных. Место, сотворённое Мерлином, таит в себе опасность, и для некоторых людей эта опасность больше, чем для других.

— Понятно, — без выражения отозвался Гарри и снова опустил взгляд на пергамент. — Я приму за рабочую версию, что пророчество записано точно. В следующей части говорится, что Тёмный Лорд отметит меня как равного себе. Есть идеи, что это может означать?

— Это точно не значит, что ты должен повторить его путь, хоть в каком-нибудь смысле, — ответил Дамблдор.

— Я не идиот, директор. Маглы разработали одну или две концепции о временных парадоксах, хотя для них это не более, чем теория. Я не переступлю через свои этические нормы только потому, что послание из будущего говорит, что я так сделаю, ведь тогда получится, что послание — единственная причина, почему это произошло. Всё же, что именно это значит?

— Я не знаю, — сказал Северус.

— Я тоже, — сказала Минерва.

Гарри достал свою палочку и принялся вертеть её в руках, задумчиво разглядывая деревянную поверхность.

— Одиннадцать дюймов, остролист, с сердцевиной из пера феникса, — сказал он. — И феникс, чьё перо внутри этой палочки, дал ещё только одно, которое мистер... как там его зовут... Олива-что-то-там... поместил в сердцевину палочки Тёмного Лорда. А ещё я Змееуст. И так уже, кажется, слишком много совпадений. И теперь, как выясняется, существует пророчество, утверждающее, что я буду равен Тёмному Лорду.

Взгляд Северуса приобрёл задумчивое выражение, лицо директора оставалось непроницаемым.

— Может ли быть, — запинаясь, спросила Минерва, — что Сами-Знаете-Кто... что Волдеморт... передал часть своей силы мистеру Поттеру той ночью, когда Гарри получил этот шрам? Неумышленно, конечно. Но всё же... я не понимаю, как мистер Поттер может быть равным ему, если его магическая сила не сравнима с силой Тёмного Лорда...

— Хм, — сказал Гарри, по-прежнему задумчиво глядя на палочку. — Если бы было нужно, я бы сразился с Тёмным Лордом безо всякой магии. Homo sapiens стали доминантным видом на планете не потому, что у них были самые острые зубы или самая прочная броня. Хотя, быть может, это не столь очевидно волшебникам. Тем не менее, бояться кого-то, кто не умнее меня — ниже моего достоинства как человека. А насколько я слышал, в этом отношении Тёмный Лорд не был таким уж страшным.

— Вы что, воображаете себя умнее Тёмного Лорда, Поттер? — в голосе профессора зельеварения прорезалось что-то от его обычной манеры презрительно растягивать слова.

— В общем, да, — ответил Гарри. Он задрал левый рукав мантии, затем закатал рукав рубашки, которая была под ней, и показал чистое предплечье. — О, это мне напомнило кое о чём! Давайте убедимся, что ни у кого из присутствующих нет отчётливо видимой татуировки на одном и том же, легкопроверяемом месте, которая бы указала на них как на тайных вражеских шпионов.

Альбус сделал успокаивающий жест прежде, чем профессор зельеварения успел сказать что-нибудь едкое.

— Скажи, Гарри, а где бы ты сам разместил Тёмную метку?

— В нестандартном месте, — тут же ответил Гарри. — Там, где её нельзя просто так обнаружить без хлопот и неловких ситуаций, хотя, конечно, бдительный человек проверит и там. Сделать её меньше, если возможно. Нанести сверху немагическую татуировку, чтобы замаскировать истинную форму... а ещё лучше покрыть слоем фальшивой кожи...

— Что ж, хитро, — согласился Альбус. — Но давай предположим, что ты можешь создать любую метку, какую только захочешь, проявляющуюся или исчезающую по твоему желанию. Что ты сделаешь тогда?

— Сделаю её совершенно невидимой всё время, — ответил Гарри тоном человека, объясняющего очевидные вещи. — Я же не хочу, чтобы что-то указывало, шпион это или нет.

— Предположим, ты ещё хитрее, — продолжил Альбус. — Ты — мастер лжи, мастер коварства и используешь свои способности по полной.

— Ну... — мальчик нахмурился. — Это кажется неоправданно сложным, больше похоже на тактику злодея из ролевой игры, чем на то, что используют в настоящей войне. Но я предположу, что можно поставить фальшивую Тёмную метку на людей, которые не являются Пожирателями смерти, тогда как у настоящих Пожирателей смерти метка будет невидимой. Но тогда возникает вопрос, как изначально заставить людей поверить в то, что Тёмная метка указывает на Пожирателя смерти... Если бы я собирался подойти к этому вопросу серьёзно, мне нужно было бы подумать об этом хотя бы пять минут.

— Я задаю тебе этот вопрос, — тем же мягким голосом продолжил Альбус, — потому что в самом начале войны я сам пользовался проверкой, которую ты предложил. Орден не погиб из-за моей глупости только потому, что Аластор не считал отсутствие Метки доказательством. Позже я пришёл к мысли, что носители Метки могут скрывать и показывать её по своему желанию. Однако, когда мы спешно выставили Игоря Каркарова перед лицом Визенгамота, Метка чётко проступала на его руке, несмотря на все старания Каркарова доказать свою невиновность. Я не знаю, по каким правилам действует Тёмная метка. Даже Северус до сих пор связан своей Меткой и не может открыть её секреты тому, кто их сам не знает.

— Ой, но это же предельно упрощает дело, — тут же воскликнул Гарри. — Погодите-погодите... Вы были Пожирателем смерти?! — Гарри перевёл взгляд на Северуса.

Тот ответил холодной улыбкой:

— И до сих пор им являюсь, насколько им известно.

— Гарри, — сказал Альбус, не сводя глаз с мальчика, — что ты имеешь в виду, говоря, что это предельно упрощает дело?

— Теория информации для начинающих, — лекторским тоном сказал мальчик. — Наблюдаемая переменная Х передаёт информацию о состоянии переменной Y тогда и только тогда, когда возможные значения Х имеют разную вероятность для разных состояний Y. Как только вы узнаёте какое угодно качество, которое отличается у шпиона и не-шпиона, вы можете его использовать, чтобы различать одних и других. Аналогично, чтобы различить правду и ложь, вам нужно что-то, что будет вести себя по-разному в том и другом случае... нельзя использовать «личные убеждения», чтобы отличать правду и ложь — нужно руководствоваться принципом «выдвинь гипотезу и проверь её экспериментально». Вы говорите, что человек с Тёмной меткой не может открыть её секреты тому, кто их ещё не знает. Тогда, чтобы выяснить, как работает Тёмная метка, запишите все предполагаемые способы её работы, которые только можете себе представить, а потом наблюдайте, как профессор Снейп пытается рассказать кому-нибудь о каждом из этих пунктов... возможно, следует взять кого-то, кто не знает цели эксперимента — я объясню суть бинарного поиска позже, чтобы вы при необходимости смогли сыграть в «Двадцать вопросов» и сузить круг поисков — и те варианты, которые он не сможет произнести вслух, будут правдой. В данном случае его молчание послужит тем самым различием в поведении в ответ на правдивые и ложные утверждения о метке.

Минерва поняла, что слушает, разинув рот, и быстро его закрыла. Даже Альбус выглядел удивлённым.

— А впоследствии, как я и сказал, абсолютно любое поведенческое различие между шпионами и не-шпионами может быть использовано для определения шпионов. Как только вы выявите хотя бы один магически скрытый секрет Тёмной метки, вы сможете проверять любого на наличие Тёмной метки, просто наблюдая за тем, сможет ли он раскрыть этот секрет тому, кто его ещё не знает...

— Благодарю вас, мистер Поттер!

Все посмотрели на Северуса. Профессор Зельеварения выпрямился и оскалил зубы с яростно-торжествующим видом.

— Директор, теперь я могу свободно говорить о Тёмной метке. Если кому-то из нас известно, что его схватили как Пожирателя Смерти, и проверяющие раньше не видели его руку без метки, то метка проявляется независимо от его желания. Но если они уже видели, что метки у него нет, то она остаётся невидимой. Также метка остаётся невидимой, если его только подозревают. Поэтому кажется, что Тёмная метка выдаёт Пожирателя смерти — но на деле, как вы понимаете, только того, кто уже был раскрыт.

— А, — сказал Альбус. — Спасибо, Северус, — он на мгновение прикрыл глаза. — Пожалуй, это объясняет, почему даже Питер не заподозрил Блэка... Ну, хорошо. Как вам проверка, которую предложил Гарри?

Профессор Зельеварения покачал головой.

— Несмотря на заблуждения Поттера, Тёмный Лорд не был дураком. В тот момент, когда возникают подозрения о подобной проверке, Тёмная метка снимает запрет на обсуждение данной темы. Но я не мог намекнуть на такую возможность, мне оставалось ждать, пока кто-то не догадается о ней самостоятельно, — он снова улыбнулся, не разжимая губ. — Мне стоило бы наградить ваш факультет солидной суммой баллов, мистер Поттер, но это скомпрометирует моё прикрытие. Однако, как видите, Тёмный Лорд был хитёр, — его взгляд устремился куда-то в пространство, затем Северус вздохнул: — Да, он был очень, очень хитёр...

Гарри Поттер на несколько секунд погрузился в размышления.

Потом...

— Нет, — Гарри покачал головой. — Нет, это совершенно невозможно. Во-первых, мы говорим о логической задачке такого уровня сложности, что она могла бы появиться в первой главе какой-нибудь книги Рэймонда Смаллиана. Это совершенно несравнимо с тем, чем занимаются магловские учёные. А во-вторых, не исключено, что Тёмному Лорду потребовалось пять месяцев, чтобы придумать загадку, которую я разгадал за пять секунд...

— Скажите, Поттер, для вас действительно непостижимо, что кто-то может быть таким же умным, как вы? — В этот раз в голосе профессора зельеварения было больше любопытства, чем высокомерия.

— Всё дело в априорной вероятности, профессор Снейп. Свидетельства допускают как то, что Тёмный Лорд потратил на эту головоломку пять месяцев, так и то, что он придумал её за пять секунд. Но в любой выборке всегда будет намного больше тех, кому потребуется пять месяцев, чем тех, кто справится за пять секунд… — Гарри провёл ладонью по лбу. — Проклятие, как же это объяснить? Предполагаю, что с вашей точки зрения, если Тёмный Лорд придумал хитрую головоломку, а я её ловко решил, то это делает нас равными.

— Я помню ваш первый урок зельеварения, — сухо сказал профессор. — И думаю, что вам есть ещё чему поучиться.

— Спокойно, Северус, — сказал Альбус. — Гарри уже совершил больше, чем вам известно. Но скажи мне, Гарри... почему всё-таки ты считаешь, что Тёмный Лорд глупее тебя? Конечно, его душа повреждена во многих смыслах. Но в схватке хитрость против хитрости... ты ещё не готов с ним встретиться, насколько я могу судить, а я в курсе всех твоих подвигов.

* * *

Самое обидное заключалось в том, что Гарри не мог объяснить, почему он на самом деле не согласен, и это нарушало ряд базовых принципов совместного обсуждения.

Он не мог рассказать, как на самом деле освободили Беллатрису из Азкабана. Что Сами-Знаете-Кто — в каком бы то ни было обличье — не имел к этому никакого отношения, а дело было лишь в совместной работе разумов Гарри и профессора Квиррелла.

В присутствии профессора МакГонагалл Гарри не хотелось говорить, что существование повреждений мозга подразумевает отсутствие такой штуки, как душа. Что в свою очередь делает успешный ритуал бессмертия... ну, не невозможным — Гарри безусловно планировал когда-нибудь проложить дорогу к магическому бессмертию, — но гораздо более сложным и требующим гораздо больше изобретательности, чем простая привязка уже существующей души к филактерии лича. Тем более, что ни один разумный волшебник не стал бы этим заниматься, если бы знал, что его душа и так бессмертна.

Но настоящей и подлинной причиной, почему Гарри знал, что Тёмный Лорд не мог быть настолько умён... хм... наверное, было нетактично это говорить, но...

Гарри присутствовал на заседании Визенгамота. Он своими глазами видел, какие смехотворные «меры предосторожности» — если это вообще можно так назвать — принимаются для охраны самых глубоких уровней министерства Магии. Там даже не было Водопада воров, который применяли гоблины, чтобы смывать эффекты Оборотного зелья и проклятия Империус с посетителей Гринготтса. Очевидный способ захвата власти — наложить Империус на Министра Магии и на глав нескольких департаментов, а тем, кто слишком силён для Империуса, послать совиной почтой ручную гранату. Или усыпляющий газ — если нужно взять их живыми и держать в состоянии Живой смерти, чтобы брать волосы для Оборотного зелья. Легилименция, чары Ложной памяти, заклинание Конфундус — просто смешно, насколько магический мир прямо-таки переполнен средствами для одурачивания людей. Возможно, во время своего собственного захвата власти в Британии Гарри воздержится от всего этого, поскольку его сдерживает Этика... хотя, пожалуй, он мог бы использовать некоторые слабые средства, поскольку Оборотное зелье, или временный Конфундус, или чтение мыслей с помощью легилименции не могли быть хуже, чем лишний день существования Азкабана... Но...

Если бы Гарри не сдерживали этические нормы, вероятно, он бы в тот день уничтожил худшую часть Визенгамота — в одиночку, пользуясь лишь магической силой, доступной первокурснику, благодаря тому, что он был достаточно умён и понял суть дементоров. Впрочем, возможно, политическая позиция Гарри после этого оказалась бы весьма шаткой — выжившие члены Визенгамота могли решить, что для поддержания своего реноме гораздо удобней будет отречься от его действий и осудить его. Пусть даже умнейшие из них и понимали бы, что это сделано для высшего блага... И тем не менее.

Если же вы не ограничены никакими этическими нормами, вооружены древними секретами Салазара Слизерина, повелеваете дюжинами могущественных последователей, в число которых входит Люциус Малфой, и при этом вам нужно более десяти лет, чтобы потерпеть неудачу при попытке свергнуть правительство магической Британии, это означает, что вы — идиот.

— Как же это объяснить... — повторил Гарри. — Смотрите, директор, вас связывают некие этические нормы, и поэтому вы не станете использовать в бою многие возможные тактики, просто потому что вы не злодей. И вы сражались с Тёмным Лордом, ужасно могущественным волшебником, который не был так ограничен в выборе средств, и вы всё равно его сдерживали. Если бы сверх этого Сами-Знаете-Кто был бы супер-умным, вы были бы мертвы. Все вы. Вы погибли бы мгновенно...

— Гарри, — голос профессора МакГонагалл дрожал. — Гарри, но мы действительно чуть не погибли. Погибло больше половины Ордена Феникса. Если бы не Альбус... Альбус Дамблдор, величайший волшебник за последние два столетия... мы бы все были мертвы, Гарри.

Гарри провёл рукой по лбу.

— Простите, — сказал он. — Я не пытаюсь преуменьшить то, через что вы прошли. Я знаю, что Сами-Знаете-Кто был исключительно злым и невероятно могущественным Тёмным Волшебником с множеством сильных сторонников, и это... серьёзно, действительно серьёзно.

Но всё это не сравнимо с угрозой, когда ваш противник действительно умён. В этом случае он может просто трансфигурировать ботулотоксин и подмешать миллионную долю грамма в ваш чай. Был ли какой-нибудь безопасный способ объяснить это, не раскрывая деталей? Гарри не мог придумать ни одного.

— Пожалуйста, Гарри, — сказала профессор МакГонагалл. — Пожалуйста, Гарри, умоляю тебя — относись к Тёмному Лорду со всей серьёзностью! Он куда опаснее, чем... — казалось, пожилая волшебница не может подобрать правильных слов. — Он намного, намного опаснее, чем трансфигурация.

Брови Гарри поползли вверх прежде, чем он смог совладать с собой. Со стороны Северуса Снейпа послышался мрачный смешок.

Хм, — задумался внутренний когтевранец. — честно говоря, профессор МакГонагалл права. Мы не воспринимаем этот вопрос серьёзно, как воспринимают научную проблему. Усваивать новую информацию в принципе сложно, гораздо проще от неё отмахнуться, не задумываясь. Прямо сейчас, похоже, мы встретили неожиданный, важный аргумент, но совершенно не пересмотрели свои убеждения. Изначально мы не рассматривали Лорда Волдеморта в качестве серьёзной угрозы, потому что идея Тёмной Метки казалась нам откровенно идиотской. Потребуются целенаправленные усилия, чтобы разобрать по кусочкам и перепроверить всю цепочку умозаключений, которую мы построили на основании этого ложного предположения. А прямо сейчас мы не предпринимаем для этого никаких действий.

— Ладно, — сказал Гарри в тот момент, когда профессор МакГонагалл, кажется, собиралась вновь заговорить. — Ладно, чтобы отнестись к этому серьёзно, мне нужно взять паузу и подумать минут пять.

— Пожалуйста, так и сделай, — кивнул Альбус Дамблдор.

Гарри прикрыл глаза.

Его когтевранская сторона разделилась на три части.

Оцениваем вероятность, — сказал когтевранец номер один, выступавший за председателя, — что Тёмный Лорд жив и умён в той же степени, что и мы, и, следовательно, представляет собой настоящую угрозу.

Почему тогда его враги до сих пор не мертвы? — спросил когтевранец номер два, представлявший сторону обвинения.

Прошу отметить, — заявил первый когтевранец, — что мы уже рассматривали этот аргумент, так что мы не можем использовать его, чтобы менять свои представления каждый раз, когда его повторяем.

Но где тут логическая ошибка? — спросил второй когтевранец. — В мирах с умным Тёмным Лордом все члены Ордена Феникса были бы мертвы в первые пять минут войны. Наш мир таким не выглядит и, значит, он не относится к такому типу миров. Что и требовалось доказать.

Можем ли мы это утверждать с уверенностью? — вмешался когтевранец номер три, назначенный на роль адвоката. — Может быть, существовала какая-то причина, по которой Лорд Волдеморт не сражался в полную силу...

Какая, например? — спросил когтевранец номер два. — Кроме того, вне зависимости от ваших объяснений, я требую, чтобы данную идею оштрафовали в связи с её дополнительной сложностью...

Позвольте третьему высказаться, — перебил первый когтевранец.

Хорошо... смотрите, — сказал третий когтевранец. — Во-первых, мы не знаем, может ли кто-нибудь захватить министерство, используя только контроль разума. Может быть, магическая Британия действительно представляет собой олигархию, и у вас должно быть достаточно военной власти для того, чтобы запугать глав семейств и заставить их подчиняться...

Используем Империус на них тоже, — вставил второй когтевранец.

...и у олигархов есть Водопад воров на входе в их дома...

Штраф за сложность! — вскричал второй когтевранец. — Это приумножение сущностей!

...будьте же благоразумны, — сказал номер третий. — Всё-таки мы пока не встречали никого, кому бы удалось свергнуть министерство парой удачно наложенных заклинаний Империуса. И мы не знаем, действительно ли это так легко осуществить.

Но, — возразил когтевранец номер два, — даже принимая это во внимание... всё говорит о том, что можно было найти хоть какой-нибудь другой способ. Десять лет неудач, куда это годится? Применение только обычной для террористов тактики? Это выглядит... словно он даже не пытался победить.

Возможно, у Лорда Волдеморта были и более творческие идеи, — ответил третий когтевранец, — но он не хотел давать подсказку правительствам других стран, не хотел, чтобы они узнали, насколько они уязвимы, и поставили Водопад воров в своих министерствах. По крайней мере, пока у него не будет Британии в качестве базы и достаточно прислужников, чтобы свергнуть все остальные крупнейшие правительства одновременно.

Вы предполагаете, что он хотел захватить весь мир, — отметил когтевранец номер два.

Трелони предсказала, что он будет равен нам, — торжественно произнёс третий. — Следовательно, он хотел захватить весь мир.

А если кто-то вам равен и вам приходится с ним сражаться...

На секунду Гарри попытался вообразить себе битву двух по-настоящему креативных волшебников, сражающихся друг с другом в полную силу.

Гарри отмечал все заклинания и зелья из своих учебников за первый курс, которыми при творческом подходе можно было бы убивать людей. Он не мог ничего с собой поделать. В буквальном смысле. Каждый раз он пытался заставить свой разум не думать об этом, но с таким же успехом можно было бы смотреть на рыбу и не позволять своему разуму признать, что это рыба. А как кто-нибудь мог бы творчески применить заклинания седьмого курса, или чары, доступные аврорам, или утерянную древнюю магию, вроде той, что обладал Волдеморт... об этом было даже страшно подумать. Сверхмогущественный креативный гений-психопат — это не просто «угроза», это — угроза всему живому.

Гарри тряхнул головой, прогоняя из мыслей мрачную картину, которую породили его же рассуждения. Вопрос в первую очередь заключался в том, велика ли вероятность столкнуться с чем-то столь же ужасным, как Тёмный Рационалист.

Априорные шансы, что некий волшебник попытался совершить ритуал бессмертия и у него получилось...

С большим запасом можно оценить эти шансы, как один к тысяче. Нельзя сказать, что примерно один волшебник из тысячи переживает свою смерть. Хотя, следовало признать, что у Гарри нет данных, сколько всего было попыток провести ритуал бессмертия.

Что, если Тёмный Лорд так же умён, как мы? — спросил третий когтевранец. — Трелони, знаете ли, предсказала, что он нам будет равен. Значит, он мог сделать так, чтобы ритуал бессмертия сработал. P.S: не забыть про строчку об «уничтожить, не оставив почти ничего».

Требование такого уровня интеллекта усложняло гипотезу ещё сильнее: априорные шансы, что случайно выбранный индивид окажется настолько умён, были весьма низки...

Но Лорд Волдеморт не был случайно выбранным волшебником, он был тем самым особенным волшебником в выборке, который привлёк всеобщее внимание. Головоломка с Меткой подразумевала некий минимальный уровень интеллекта — даже если (гипотетически) у Тёмного Лорда и ушло больше времени, чтобы всё обдумать. Опять же, в магловском мире все исключительно умные люди, которых знал Гарри из истории, не становились злыми диктаторами или террористами. Самую близкую аналогию в магловском мире представляли разве что управляющие хедж-фондов, но и из них никто не пытался захватить какую-нибудь страну, пусть даже третьего мира, что определяло максимальные границы, в которых они могли творить и добро, и зло.

Существовали гипотезы, где Тёмный Лорд был умён, а Орден Феникса при этом не был немедленно уничтожен, но такие гипотезы были куда сложнее, и потому их следовало штрафовать. После перемножения всех штрафов за дополнительные усложнения получалось, что при наблюдении «Тёмный Лорд не выиграл войну мгновенно» гипотеза «Тёмный Лорд глуп» гораздо более вероятна, чем гипотеза «Тёмный Лорд умён». Скорее всего, вероятности этих гипотез относились как 10 к 1 в пользу того, что Тёмный Лорд глуп... но, пожалуй, не 100 к 1. Даже при предположении, что Тёмный Лорд умён, никак нельзя сказать, что вероятность события «Тёмный Лорд мгновенно выигрывает» больше 99 процентов. Все возможные контр-аргументы могут в сумме дать больше одного процента.

И ещё было Пророчество... которое в первоначальном виде могло содержать, а могло и не содержать строку о том, что Лорд Волдеморт немедленно погибнет, если сразится с Поттерами. Которую затем Альбус Дамблдор стёр из памяти профессора МакГонагалл, чтобы заманить Лорда Волдеморта в ловушку. Если же такой строки всё же не было, тогда Пророчество действительно скорее говорит о том, что Сами-Знаете-Кому и Мальчику-Который-Выжил суждено противостоять друг другу через неопределённое время. Но в этом случае было менее вероятно, что Дамблдор станет изобретать правдоподобный предлог, чтобы не брать Гарри в Зал Пророчеств...

Гарри задумался, в состоянии ли он в принципе провести байесовское вычисление, основываясь на этих данных. Конечно, смысл субъективного байесовского вычисления не в том, чтобы перемножить кучу собранных чисел и получить абсолютно правильный ответ. На самом деле смысл заключается в том, чтобы сам процесс сбора чисел заставил учесть все значимые факты и оценить все относительные вероятности. Например, если уж вы действительно всерьёз задумались о вероятности того, что Тёмная Метка не исчезает и после смерти Тёмного Лорда, можно понять, что вероятность этой гипотезы не настолько низка, чтобы её игнорировать. В принципе, можно было выписать гипотезы, перечислить свидетельства, получить все числа, выполнить вычисления, а затем выкинуть полученный ответ и довериться шестому чувству — но уже после того, как вам пришлось тщательно взвесить каждую деталь. Сложность была в том, что сами свидетельства не были условно независимыми: множество незаметных, но важных обстоятельств влияли друг на друга...

...впрочем, одно можно было сказать наверняка.

Если это вычисление в принципе можно произвести, потребуются листок бумаги и карандаш.

Внезапно в камине директорского кабинета ярко вспыхнуло пламя и из оранжевого стало ярко-зелёным.

— А! — профессор МакГонагалл прервала неловкую паузу. — Должно быть, это Шизоглаз Хмури.

— Оставим на время этот вопрос, — сказал директор с некоторым облегчением и тоже повернулся к камину. — К тому же, полагаю, мы услышим сейчас какие-нибудь новости.

* * *

Гипотеза: Гермиона Грейнджер.
(8 апреля 1992 года, 18:53)

Тем временем, в Большом Зале Хогвартса за четырьмя огромными столами ученики, которые не были приглашены на тайное совещание к директору, совмещали ужин с оживлённой дискуссией.

— Забавно, — задумчиво произнёс Дин Томас. — Я не верил, когда генерал говорил, что то, что мы выучили, изменит нас навсегда, и мы никогда не сможем вернуться к прежней жизни. Как только мы поймём. Как только увидим то, что видит он.

— Точно! — воскликнул Симус Финниган. — Я тоже думал, что это шутка. Ну, как и всё остальное, что постоянно говорил генерал Хаоса.

— Но теперь... — печально сказал Дин, — мы ведь уже не сможем стать прежними? Это же всё равно, что, побывав в Хогвартсе, опять пойти в магловскую школу. Нам... нам нужно держаться вместе. Больше мы ничего не можем сделать. Иначе мы спятим.

Сидящий рядом Симус Финниган лишь молча кивнул и проглотил ещё один кусок степняка. [Здесь подразумевается животное, упомянутое в книгах Г. Бима Пайпера, в частности, в книге «Маленький пушистик» — Прим.перев.]

Вокруг них за столом Гриффиндора продолжался разговор. Он был не настолько бурным, как вчера, но время от времени все возвращались к той же теме.

— Я считаю, что здесь точно не обошлось без какого-то любовного треугольника, — говорила второкурсница по имени Саманта Кроули (она никогда не отвечала на вопрос, не родственница ли она). — Вопрос в том, к чему всё шло до того, как всё пошло наперекосяк? Кто был в кого влюблён, и была ли эта любовь взаимной... Даже не знаю, сколько именно тут получится возможных вариантов...

— Шестьдесят четыре, — ответила Сара Варябил, цветущая красавица, которой, скорее, следовало оказаться в Когтевране или Пуффендуе. — Нет, постойте, я ошиблась. Если, например, никто не любил Малфоя и Малфой никого не любил, то он бы вообще не был частью любовного треугольника... Так, тут нужна арифмантика. Подождите, пожалуйста, пару минут…

— Лично для меня очевидно, что Грейнджер — мойрейл Поттера, и что Поттер был ауспитцем для Малфоя и Грейнджер, — заговорившая ведьма самодовольно кивнула, словно только что с блеском решила сложную задачу.

— Да таких слов вообще нет, — возразил молодой волшебник. — Ты придумываешь их на ходу.

— Иногда существующих слов просто не хватает.

— Это так грустно, — у Шерис Нгасерин в глазах действительно блестели слёзы. — Они же... они же буквально были предназначены друг для друга!

— Ты имеешь в виду Поттера и Малфоя? — спросила второкурсница по имени Колин Джонсон. — Ну, да... их семьи так сильно ненавидели друг друга, они просто не могли не влюбиться...

— Нет, я имела в виду всех троих, — ответила Шерис.

Это заявление ненадолго приостановило сбивчивое обсуждение. Дин Томас захлебнулся лимонадом и теперь сидел тихо, чтобы не забрызгать всех вокруг. Лимонад капал у него изо рта и пропитывал рубашку.

— Ух ты! — воскликнула темноволосая ведьма по имени Нэнси Хуа. — Шерис, твоя теория такая... изощрённая.

— Люди, нужно мыслить реалистично, — заявила Элоиза Розен, высокая ведьма, которая была генералом в своей армии и потому говорила с ноткой авторитетности в голосе. — Мы точно знаем, что Грейнджер была влюблена в Поттера — ведь она его поцеловала. Поэтому единственная причина, почему она могла попытаться убить Малфоя, заключается в том, что она узнала, что Поттер бросает её ради Малфоя. Не нужно всё настолько усложнять — вы ведёте себя, словно речь идёт о пьесе, а не о реальных людях!

— Но даже если Грейнджер была влюблена, странно, что она вот так вот сорвалась, — заговорила Хлоя, чья чёрная мантия в сочетании с чёрной, как ночь, кожей превращали её в тёмный силуэт. — Не знаю… Я думаю, что здесь, возможно, было что-то большее, чем трагическая история любви. Подозреваю, большинство даже понятия не имеет, что происходит.

— Да! Спасибо! — выпалил Дин Томас. — Послушайте... как вы не понимаете... нам Гарри Поттер так и говорил... если вы оказались не в состоянии предсказать, что что-то случится, если что-то полностью застало вас врасплох, значит, ваших старых представлений о мире недостаточно, чтобы объяснить... — Дин остановился, поскольку понял, что его никто не слушает. — Совершенно безнадёжно, да?

— А ты ещё не понял? — откликнулась Лаванда Браун, которая сидела напротив двух бывших легионеров Хаоса. — Как тебя вообще сделали лейтенантом?

— Ой, да помолчите вы! — рявкнула на них Шерис. — Очевидно же, что вы оба сами хотите эту троицу!

— Я серьёзно! — воскликнула Хлоя. — Что, если на самом деле происходит что-то совсем необычное, о чём не догадываются обычные люди? Что, если кто-то... заставил Грейнджер напасть на Малфоя, как и пытался всем сказать Поттер?

— Я думаю, Хлоя права, — сказал похожий на иностранца ученик, который всегда представлялся как Адриан Турнепс, хотя на самом деле родители назвали его Чокнутый Дронго. — Мне кажется, тут всё время был... — Адриан зловеще понизил голос... — некто в тени... — Адриан опять заговорил по-нормальному, — из-за которого всё и случилось. Человек, который стоял за всем этим с самого начала. И я совсем не о профессоре Снейпе.

— Ты же не хочешь сказать... — ахнула Сара.

— Да, — заявил Адриан. — На самом деле за всем этим стоит... Трейси Дэвис!

— Я тоже так думаю, — сказала Хлоя. — В конце концов... — она быстро оглянулась по сторонам. — После всей этой истории с хулиганами и потолком... даже деревья в лесах вокруг Хогвартса выглядят так, словно они дрожат... словно они напуганы...

Симус Финниган задумчиво нахмурил брови.

— Кажется, я понимаю, откуда у Гарри его... ну, вы понимаете... — Симус понизил голос, чтобы его слышали только Лаванда и Дин.

— О, я прекрасно поняла, что ты хочешь сказать, — Лаванда даже не старалась говорить тише. — Удивительно, что он не сломался и не начал убивать всех подряд ещё несколько лет назад.

— Лично меня, — Дин тоже заговорил тихо, — больше всего пугает, что на их месте могли бы быть мы.

— Ага, — ответила Лаванда. — Как хорошо, что мы теперь в полной мере разумны.

Дин и Симус серьёзно кивнули.

* * *

Гипотеза: Г. Л.
(8 апреля 1992 года, 20:08)

В камине в кабинете директора взметнулись ярко-зелёные языки пламени. Огонь сгустился в крутящийся изумрудный вихрь, а затем пламя вспыхнуло ещё ярче и выплюнуло в воздух человеческую фигуру...

Двигаясь по инерции, приданной пламенем, прибывший ловко — словно в танце — крутанулся, и вся комната на мгновение оказалась под прицелом его палочки, которую он успел выхватить тем же движением. После чего внезапно замер на месте.

Первым, на что обратил внимание Гарри, увидев появившегося человека, были многочисленные шрамы на его руках и лице. Гарри их заметил даже раньше, чем глаз. Казалось, всё тело новоприбывшего было обгоревшим и изрезанным — хотя на виду были лишь руки и лицо. Всё остальное — закрыто, причём не мантией, а кожаным одеянием, которое больше походило на доспех, чем на обычную одежду. Тёмно-серая кожа подходила к его растрёпанным седым волосам.

Затем Гарри обратил внимание на правый глаз мужчины, сверкавший ярко-голубым.

Какая-то часть разума Гарри осознала, что человек, которого профессор МакГонагалл называла «Шизоглаз Хмури», — это тот самый «Аластор» из воспоминания, которое Дамблдор показал Гарри. Но с тех пор какое-то событие разукрасило шрамами каждый дюйм его тела и отхватило ему кусок носа...

Другая же часть его разума отметила выброс адреналина. Когда мужчина, вращаясь, выскочил из камина, Гарри совершенно рефлекторно выхватил палочку. Ощущения от его появления были схожи с ощущениями от попадания в засаду. Прежде чем Гарри успел остановить себя, его рука уже начала поднимать палочку для заклинания Сомниум. Даже сейчас человек в кожаном доспехе держал палочку точно на уровне глаз, словно солдат, целящийся из ружья. Она не указывала на кого-то конкретно, но охватывала всю комнату. Опасность сквозила в позе мужчины и постановке его ног, в его кожаной броне и в его сверкающем голубом глазу.

— Полагаю, ты считаешь, что эта комната безопасна? — едко спросил мужчина в шрамах, обращаясь к директору.

— Здесь только друзья, — сказал Дамблдор.

Голова мужчины дёрнулась в сторону Гарри:

— Включая его?

— Если Гарри Поттер нам не друг, — серьёзно сказал Дамблдор, — то мы все совершенно точно обречены. Поэтому мы можем допустить, что он — друг.

Палочка мужчины оставалась поднятой, но указывала немного в сторону от Гарри.

— Мальчишка на меня только что чуть не набросился.

— Э-э-э-э... — Гарри заметил, что его рука до сих пор стискивает палочку, и демонстративно её опустил. — Прошу прощения, просто вы выглядели немного... готовым к сражению.

Мужчина слегка шевельнул кистью, и палочка, направленная почти на Гарри, сдвинулась на несколько градусов, хотя и не опустилась. Затем коротко хрипло рассмеялся:

— Постоянная бдительность, да, парень?

— Вы не параноик, если за вами действительно следят, — перефразировал Гарри поговорку.

Мужчина полностью развернулся к Гарри, и, насколько мальчик мог прочитать выражение на лице в шрамах, сейчас мужчина выглядел заинтересованным.

В глазах Дамблдора снова появились те яркие искорки, что можно было заметить в его взгляде до побега из Азкабана. Улыбка под серебристыми усами словно никуда и не исчезала.

— Гарри, это Аластор Хмури, которого ещё называют «Шизоглаз», он примет командование Орденом Феникса после меня... если со мной что-нибудь случится, скажем так. Аластор, это Гарри Поттер. У меня есть все основания надеяться, что вы двое великолепно поладите друг с другом.

— Я много слышал о тебе, малец, — сказал Шизоглаз Хмури. Его единственный настоящий тёмный глаз был прикован к Гарри, в то время как сверкающий голубой глаз безумно вращался в глазнице, причём, судя по всему, во всех направлениях. — И не только хорошее. Слышал, в департаменте тебя называют пугателем дементоров.

После некоторого раздумья Гарри решил ответить понимающей улыбкой.

— Как тебе это удалось, парень? — мягко спросил мужчина. Теперь и его голубой глаз уставился на Гарри. — Я немного поболтал с одним из авроров, которые конвоировали того дементора из Азкабана. Бет Мартин сказала, что дементор вылетел прямиком из ямы и никто не давал ему каких-то особых инструкций по дороге. Хотя, конечно, она могла врать.

— Это не было хитрым трюком, — ответил Гарри, — я просто шёл напролом. Хотя, конечно, я тоже могу врать.

На заднем плане хихикал откинувшийся на спинку кресла Дамблдор, словно он был ещё одним устройством в директорском кабинете, которое издавало вот такой звук.

Мужчина в шрамах снова повернулся к директору, хотя его палочка по-прежнему смотрела приблизительно в сторону Гарри.

— Я напал на след недавнего носителя Волди. Ты уверен, что его тень сейчас в Хогвартсе? — резко и по-деловому заговорил он.

— Не вполне... — начал Дамблдор.

— Что?! — воскликнул Гарри. После того, как он практически пришёл к выводу, что Тёмного Лорда не существует, такое будничное обсуждение этого вопроса его поразило.

— Носителя Волди, — коротко пояснил Хмури. — Человека, чьим телом он пользовался, до того как завладел Грейнджер.

— Если легенды правдивы, — сказал Дамблдор, — существует некий предмет силы, который привязывает тень Волдеморта к этому миру. И благодаря этому он может уговорить кого-нибудь дать завладеть своим телом. В обмен носитель получает часть его силы и его гордыни...

— Поэтому напрашивается вопрос — кто слишком быстро приобрёл слишком много силы, — отрывисто произнёс Хмури. — И выяснилось, что есть человек, который изгнал бандонскую баньши, полностью уничтожил вышедший из-под контроля вампирский клан в Азии, выследил оборотня из Вагга-Вагга и истребил шайку упырей с помощью чайного ситечка. И он старается выжать из этой известности всё, что можно — уже поговаривают об ордене Мерлина. Похоже, он становится интриганом и политиком, а не просто могущественным волшебником.

— Ничего себе, — пробормотал Дамблдор. — А ты уверен, что дело не в его собственных способностях?

— Я проверил его школьные оценки, — ответил Хмури. — Записи утверждают, что Гилдерой Локхарт на СОВах по Защите получил «Тролль». О ТРИТОНах и речи не шло. Именно такой болван и мог пойти на сделку с Волди, — голубой глаз бешено вращался в глазнице. — Но, может быть, вы помните Локхарта учеником и считаете, что у него хватало потенциала, чтобы совершить всё это самому?

— Нет, — нахмурилась профессор МакГонагалл. — Должна признать, что это невозможно.

— Боюсь, я вынужден согласиться, — с ноткой боли произнёс Дамблдор. — Ах, Гилдерой, несчастный глупец...

Смешок Хмури был больше похож на рык:

— Три часа утра тебя устроят, Альбус? Локхарт должен быть дома этой ночью.

С каждым словом Гарри беспокоился всё больше и больше. Даже если у Министерства и были какие-то правила о том, что ордер должен выдать судья, их точно не было у добровольческой нелегальной организации, к которой Гарри только что, судя по всему, присоединился.

— Прошу прощения, — сказал Гарри. — А что именно произойдёт в три утра?

Должно быть, что-то в голосе Гарри его выдало, потому что мужчина в шрамах развернулся к нему:

— У тебя с этим какие-то трудности, парень?

Гарри замолчал, стараясь придумать, как сформулировать это для незнакомого человека...

— Ты хочешь расправиться с ним сам? — продолжал давить мужчина в шрамах. — Хочешь отомстить за своих родителей?

— Нет, — ответил Гарри так вежливо, как мог. — Честно говоря... слушайте, если бы мы наверняка знали, что он добровольно стал носителем для Сами-Знаете-Кого, это одно. Но если мы не уверены, а вы отправляетесь его убить...

— Убить? — Шизоглаз Хмури фыркнул. — Мы хотим получить то, что спрятано у него в голове, — Хмури постучал себе по лбу. — Возможно, нам повезло, и Волди не смог стереть воспоминания этого простофили так же легко, как сделал бы это при жизни, и Локхарт помнит, как выглядит крестраж.

Гарри мысленно отметил слово «крестраж» для последующего изучения и сказал:

— Меня просто беспокоит, что кто-то невиновный — а если он совершил всё это сам, он весьма достойный человек — может вот-вот пострадать.

— Авроры заставляют людей страдать, — резко ответил мужчина в шрамах. — Если везёт, то плохих людей. Бывает так, что удача отворачивается, вот и всё. Просто помни: Тёмные Волшебники заставляют страдать гораздо больше людей, чем мы.

Гарри сделал глубокий вздох:

— Вы можете по крайней мере попытаться не причинять вред этому человеку, в случае если он всё же не...

— Альбус, что здесь делает первокурсник? — мужчина в шрамах резко развернулся к директору. — Только не говори мне, что он тут благодаря своему подвигу в младенчестве.

— Гарри Поттер — не обычный первокурсник, Аластор, — спокойно ответил директор. — Он уже совершил ряд деяний, достаточно невозможных, чтобы поразить даже меня. Он единственный в Ордене, кто способен однажды сравниться по интеллекту с Волдемортом. Ни мне, ни тебе это не под силу.

Мужчина в шрамах навис над столом директора:

— Он обуза. Наивный. Ни черта не знает о том, что такое война. Я хочу, чтобы его отсюда убрали и стёрли ему все воспоминания об Ордене, пока кто-нибудь из слуг Волди не вытащил их у него из головы...

— Вообще-то, я окклюмент.

Шизоглаз Хмури пристально посмотрел на директора, который в ответ кивнул.

Тогда он повернулся лицом к Гарри, и их взгляды встретились.

Внезапная яростная легилиментная атака едва не сбросила Гарри с кресла. Раскалённый добела клинок вонзился в воображаемую личность на переднем крае его разума. У Гарри не было возможности практиковаться со времени обучения у мистера Бестера, и он чуть было не потерял контроль над воображаемой личностью, которая изображала основную часть его разума. Весь мир его воображаемой личности превратился в кипящую лаву и бешеный поток вопросов. Гарри с огромнейшим трудом удавалось лишь притворяться, что у него галлюцинации, лишь притворяться личностью, которая кричит от шока и боли от того, что легилименция рвёт её рассудок на части и заставляет верить, что она горит...

Гарри удалось разорвать зрительный контакт, опустив взгляд на подбородок Хмури.

— Ты мало занимаешься, парень, — сказал Хмури. Гарри не смотрел на его лицо, но голос был мрачен. — И я предупреждаю тебя в первый и последний раз. Волди не похож ни на кого из известных легилиментов. Ему не нужно смотреть тебе в глаза. И если твои щиты настолько никчёмные, то он прокрадётся в твой разум так тихо, что ты ничего даже не заметишь.

— Принято к сведению, — сказал Гарри подбородку в шрамах. Мальчика трясло сильнее, чем он был готов признать. Мистер Бестер и близко не был настолько силён, и никогда не испытывал Гарри настолько суровым способом. Притворяться кем-то, испытывающим такую боль... У Гарри не хватало слов, чтобы описать, что значит поддерживать воображаемую личность, страдающую от такой боли, но это точно не было нормальным.

— Но я имею право на какое-то доверие, раз я всё-таки окклюмент?

— То есть ты думаешь, что уже совсем взрослый, да? Смотри мне в глаза!

Гарри усилил свои щиты и посмотрел ещё раз в тёмно-серый глаз и сверкающий голубой.

— Видел когда-нибудь чью-то смерть? — спросил Шизоглаз Хмури.

— Моих родителей, — ровно ответил Гарри. — В январе, когда я оказался перед дементором, чтобы выучить заклинание Патронуса, ко мне вернулось это воспоминание. Я помню голос Сами-Знаете-Кого... — у Гарри озноб пошёл по коже, палочка в руках дрогнула. — Могу доложить, что Сами-Знаете-Кто способен произнести Смертельное проклятие меньше, чем за полсекунды, но, вероятно, вы это уже и так знаете.

Со стороны профессора МакГонагалл послышался вздох. Лицо Северуса напряглось.

— Хорошо, — мягко сказал Шизоглаз Хмури. Губы на лице в шрамах искривились в странной еле заметной улыбке. — Я сделаю тебе то же предложение, которое бы сделал любому аврору-стажёру. Дотронься до меня, парень — один удар, одно заклинание — и я признаю твоё право спорить со мной.

— Аластор! — воскликнула профессор МакГонагалл. — Это совершенно неразумная идея! Несмотря на все прочие его достоинства, у мистера Поттера нет сотни лет боевого опыта!

Гарри быстро окинул кабинет взглядом: его взор прошёлся по странным устройствам, скользнул мимо Дамблдора, Северуса, Распределяющей Шляпы, задерживаясь то тут, то там. Со своего места Гарри не мог видеть профессора МакГонагалл, но это не имело значения. Он хотел взглянуть лишь на одно устройство, все остальные взгляды были нужны лишь, чтобы замаскировать нужный.

— Хорошо, — сказал Гарри и вскочил со своего кресла, не обращая внимание на вздох профессора МакГонагалл и скептическое фырканье профессора Снейпа. Дамблдор приподнял брови, а Хмури оскалился как тигр.

— Пожалуйста, разбудите меня через сорок минут, если он меня вырубит, — Гарри принял начальную стойку для дуэли, его палочка смотрела в пол. — Что ж, начнём…

* * *

Гарри открыл глаза. Казалось, его голову набили ватой.

В кабинете директора уже никого не было, огонь в камине почти потух. Лишь Дамблдор по-прежнему сидел за столом.

— Здравствуй, Гарри, — тихо сказал директор.

— Я даже не заметил его движения, — восхищённо заявил Гарри и, проигнорировав протест мышц, сел.

— Ты стоял в двух шагах от Аластора Хмури, — ответил Дамблдор, — и отвёл взгляд от его палочки.

Гарри кивнул, вытаскивая из кошеля Мантию Невидимости.

— Ну да... я принял дуэльную стойку, чтобы он подумал, что я обычный идиот и недооценил меня... Но должен признать, это было впечатляюще.

— То есть, ты так и планировал с самого начала? — спросил директор.

— Конечно, — ответил Гарри. — Обратите внимание, что я перешёл к действиям сразу же, как проснулся, а не стал тратить время на обдумывание.

Гарри натянул на голову капюшон Мантии и бросил взгляд на настенные часы, на которые он незаметно успел посмотреть раньше.

В тот раз они показывали двадцать три минуты девятого. Сейчас — пять минут десятого.

* * *

Минерва, распахнув глаза, смотрела, как мальчик принимает дуэльную стойку. Палочку он держал низко, и на секунду Минерва задумалась, что, может быть, Гарри действительно способен... нет, это совершенно нелепо, перед ним стоит сам Шизоглаз Хмури, и победа для Гарри находится за пределами возможного. Конечно, то же самое она думала и о частичной трансфигурации...

— Что ж, начнём, — сказал Гарри и упал.

Северус усмехнулся:

— Вынужден признаться, у мистера Поттера есть свои достоинства. Я бы ни за что не произнёс это, будь он в сознании, и если вы повторите ему мои слова, я буду всё отрицать, ибо его самомнение и так уже слишком раздуто. У мистера Поттера действительно есть свои достоинства, Шизоглаз, пусть дуэлирование и не входит в их число.

Шизоглаз в ответ усмехнулся даже более зловеще:

— О, да. На дуэлях дерутся только дураки. Он встал вот так и ждал, когда я нападу. О чём он вообще думал? Пожалуй, мне стоит оставить ему шрам на память...

— Аластор! — гаркнул Альбус. Одновременно Минерва крикнула: «Стойте!», Северус метнулся вперёд, а Шизоглаз Хмури демонстративно направил палочку на тело Гарри Поттера.

— Ступефай!

Шизоглаз молниеносно развернулся на своей деревянной ноге — Минерва никогда не видела, чтобы человек двигался настолько быстро без помощи магии, его тело, казалось, размазалось в пространстве. Красный сгусток Оглушающего проклятия прошёл сквозь внезапно опустевший воздух, чуть не попал в Северуса и врезался в противоположную стену. Когда взгляд Минервы метнулся обратно к Хмури, она увидела семнадцать светящихся сфер, сформировавших знак Сагитта Магика. Через мгновенье из них вырвался яркий свет, который попал в кого-то. Раздался глухой звук падающего на пол тела...

* * *

— Ещё раз здравствуй, Гарри, — сказал Дамблдор.

— Не могу поверить, что он так быстро среагировал, — Гарри поднялся с пола, где лежал невидимым для предыдущей версии себя, и отряхнул Мантию. — И что он так быстро движется — тоже. Мне нужно придумать какой-нибудь способ достать его, не произнося заклинаний, потому что это меня выдаёт...

* * *

...и тут же Шизоглаз метнулся вниз, упав на руки. Минерва едва заметила, как две тонкие белые нити прошили пространство, где он только что был. Её глаза отвлеклись на синюю вспышку, которая случилась, когда нити врезались в одно из директорских устройств, а когда она снова посмотрела на Шизоглаза, тот уже вскочил на ноги, и его палочка двигалась немыслимо быстро. Раздался очередной звук падения...

* * *

— Ещё раз здравствуй, Гарри.

— Простите, директор, но не могли бы вы открыть вашу лестницу, а потом впустить меня обратно, прежде чем я совершу последний прыжок назад? Мне потребуется больше часа на подготовку...

* * *

Минерва, открыв рот, смотрела на Шизоглаза Хмури, который не опустил палочку ни на дюйм. Северус, судя по его лицу, был близок к шоку.

— Ну что, парень? — спросил Шизоглаз Хмури. — Что ещё у тебя есть?

Невидимая рука сняла капюшон мантии-невидимки, и в воздухе появилась парящая голова Гарри Поттера.

— Этот глаз, — глаза самого мальчика дерзко сверкнули. — Это не какой-то обычный артефакт. Он позволяет видеть сквозь мою мантию-невидимку. Вы увернулись от моего трансфигурированного тазера, как только я начал его поднимать, хотя я не произносил никаких заклинаний. А теперь, когда я пронаблюдал всё с самого начала... Вы увидели все мои «я», вернувшиеся в прошлое, сразу же, как вышли из камина, так?

Хмури ухмыльнулся. Точно такой же оскал Минерва видела на его лице в тот раз, когда они столкнулись с самим Волдемортом.

— Потрать сотню лет, охотясь на Тёмных волшебников, и будешь видеть всё, — сказал Хмури. — Однажды я арестовал молодого японца, который использовал похожий трюк. Он на собственной шкуре обнаружил, что приём с теневыми копиями не тянет против моего глаза.

— Вы видите во всех направлениях, — глаза Гарри Поттера всё также сверкали. — Не важно, куда направлен глаз, он видит всё вокруг.

Тигриная усмешка Хмури стала шире.

— Сейчас в комнате остался только один ты, — сказал он. — Как ты думаешь, это потому что ты сдашься после этого раза или потому что ты выиграешь? На что поставишь, сынок?

— Это моя последняя попытка, потому что я решил поставить три оставшихся часа на один заход, — ответил Гарри Поттер. — Что же насчёт того, выиграю ли я...

Весь воздух в кабинете директора превратился в неясное марево. Шизоглаз Хмури с невероятной скоростью рванулся в сторону, а мгновением позже голова Гарри отпрянула назад, и мальчик крикнул:

— Ступофай!

Три мерцающие линии прошли мимо движущейся головы Гарри. Одновременно от Гарри полетел красный сгусток, который проскочил мимо Хмури, когда тот увернулся в другую сторону...

Если бы Минерва моргнула, она бы это проглядела — красный сгусток резко развернулся в воздухе и ударил Хмури в ухо.

Хмури упал.

Парящая голова Гарри Поттера рухнула на высоту первокурсника, упавшего на четвереньки. Затем опустилась ещё ниже. На лице было заметно внезапное истощение сил.

— Во имя Мерлина! Что... — воскликнула Минерва МакГонагалл.

* * *

— Стало быть, ты пошёл к Флитвику, — сказал Хмури. Отставной аврор сидел в кресле, потягивая восстанавливающее зелье из фляги, которую снял с пояса.

Гарри Поттер кивнул, теперь он сидел в своём кресле, а не на подлокотнике.

— Я сперва направился к профессору Защиты, но... — мальчик поморщился. — Он был... недоступен. Ну, я решил, что стоит рискнуть пятью баллами факультета, и если говоришь себе, что риск того стоит, то нет смысла возмущаться, когда приходится платить. В любом случае, я понял, что если ваш глаз видит то, что не видят другие, то, как показал Айзек Азимов в своём «Втором Основании», оружием в данном случае будет яркий свет. Знаете, прочитав достаточно научной фантастики, вы прочитаете обо всём как минимум один раз. В общем, я сказал профессору Флитвику, что мне требуется заклинание, которое бы создало множество ярких и мерцающих объектов, способных заполнить целый кабинет, но при этом остающихся невидимыми, чтобы только ваш глаз мог их видеть. Я понятия не имел, как вообще можно создать иллюзию, а потом сделать её невидимой, но я понял, что если я об этом не стану распространяться, то профессор Флитвик так или иначе всё сделает — и он сделал. Оказалось, что самостоятельно использовать такое заклинание мне не под силу, но Флитвик сотворил для меня одноразовый артефакт — хотя мне пришлось убедить его, что тут нет никакого жульничества, поскольку вряд ли хоть что-нибудь может считаться жульничеством в сражении с аврором, который дожил до отставки. И я по-прежнему не понимал, как в вас можно попасть, раз вы движетесь так быстро. Так что я спросил про самонаводящиеся заклинания, и вот тогда-то Флитвик и показал мне то заклинание, что я использовал в конце, Рыскающий сногсшибатель. Это одно из собственных изобретений профессора Флитвика — он же не только профессор Заклинаний, но и чемпион дуэлей...

— Я в курсе, сынок.

— Простите. В общем, профессор сказал, что в его бытность дуэлянтом ему так и не довелось использовать это заклинание, потому что оно работает только как добивающий удар против лишённого щитов противника. Заклинание устремляется к цели, насколько позволяет изначальная траектория, а как только оно определяет, что цель удалилась, оно разворачивается прямо в воздухе и снова направляется к цели. Развернуться оно может только один раз — но, поскольку звучит оно очень похоже на Ступефай, да и цвета оно того же самого — красного, враг может решить, что это обычный сногсшибатель и попытаться увернуться, и вот тут-то разворот его и достанет. Да, и профессор просил, чтобы никто из нас не упоминал про этот его особый приём — просто на случай, если когда-нибудь ему выпадет шанс использовать его в соревнованиях.

— Но... — начала профессор МакГонагалл. Она посмотрела на Шизоглаза Хмури, который одобрительно кивнул, и на Северуса, который хранил нарочито безразличное выражение лица. — Мистер Поттер, вы только что оглушили самого Шизоглаза Хмури! Самого знаменитого охотника на Тёмных Волшебников за всю историю аврората! Это же невозможно!

Хмури мрачно ухмыльнулся.

— И что ты на это скажешь, парень? Мне любопытно.

— Ну... — протянул Гарри. — Во-первых, профессор МакГонагалл, ни один из нас не сражался всерьёз.

— Ни один из вас?!

— Разумеется, — сказал Гарри. — В настоящей битве мистер Хмури сбил бы все мои копии незамедлительно и не ждал бы, пока они нападут. Что до меня, если бы мне действительно было необходимо сразить самого знаменитого аврора за всю историю, я бы устроил так, чтобы за меня это сделал директор Дамблдор. И кроме того... поскольку это был всё-таки не настоящий бой... — Гарри запнулся. — Как бы объяснить? Волшебники привыкли к тому, что на дуэлях они некоторое время бросаются заклинаниями. Но если два магла стреляют друг в друга в маленькой комнате — то тот, кто попал первым, тот и победил. И если один из них намеренно пропускает свою очередь стрелять и даёт второму один шанс за другим — как мистер Хмури давал мне один шанс за другим — в общем, проиграть при этом было бы довольно стыдно.

— Ну, не так уж стыдно, — Хмури слегка угрожающе ухмыльнулся.

Но Гарри этого, похоже, не заметил.

— Можно сказать, что мистер Хмури проверял меня, попытаюсь ли я с ним сразиться или попытаюсь победить. То есть буду ли я играть лишь роль того, кто сражается — использовать известные мне стандартные заклинания, даже если не ожидаю, что последовательность таких действий приведёт к победе — или же буду пробовать необычные подходы, пока не найду что-нибудь, что могло бы принести победу. Это как разница между учеником, который сидит в классе, потому что все сидят, и учеником, которому не всё равно, и который спрашивает себя, что нужно, чтобы на самом деле изучить материал, и практикуется соответственно — понимаете, профессор МакГонагалл? Если посмотреть на дело под таким углом — принять во внимание, что мистер Хмури давал мне шанс за шансом и что нападать вообще не стоило, если бы я не надеялся победить — тогда я не так уж и преуспел, ведь мне потребовалось целых три попытки, чтобы его достать. Кроме того, как я уже говорил, в настоящем бою мистер Хмури стал бы невидимым сам, или закрылся щитом...

— Не очень-то полагайся на щиты, парень, — встрял Шизоглаз. Аврор в кожаных доспехах сделал ещё один глоток из фляжки с восстановительным зельем. — То, чему учат в первый год в академии, не остаётся вечной истиной — не против сильнейших Тёмных Волшебников. Для любого щита найдётся проклятие, которое проходит прямо сквозь него, если только ты не достаточно быстр, чтобы защититься контрзаклинанием. И ещё есть заклинание, которое проходит вообще через что угодно, и именно его будет использовать любой Пожиратель Смерти.

Гарри Поттер серьёзно кивнул.

— Верно, некоторые заклинания невозможно блокировать. Я запомню это на случай, если кто-нибудь использует против меня Смертельное проклятие. Снова.

— Сообразительность такого рода убивает людей, парень, не забывай об этом.

Мальчик-Который-Выжил печально вздохнул.

— Я знаю. Простите.

— Итак, сынок. Тебе есть что сказать, прежде чем мы с Альбусом отправимся за Локхартом?

Гарри открыл уже рот, но замер.

— Не мне вам говорить, как воевать, — сказал наконец Мальчик-Который-Выжил. — У меня в этом вообще нет опыта. Просто учтите моё предположение, что Локхарт, возможно, невиновен, так что если вы можете не причинять ему вреда, не рискуя при этом... — мальчик пожал плечами. — Я не знаю цену. Просто, пожалуйста, если сможете, постарайтесь не причинить ему вреда, если он невиновен.

— Если смогу, — сказал Хмури.

— И ещё — вы же намереваетесь просмотреть его разум, чтобы найти доказательства вмешательства Тёмного Лорда, так? Я не знаю, каковы правила в магической Британии насчёт допустимых доказательств — но знаю, что любой человек какой-нибудь закон да нарушил, законов просто чересчур много. Поэтому если речь не будет идти про Тёмного Лорда, не сдавайте его министерству, просто сотрите ему память и уйдите, хорошо?

Шизоглаз нахмурился.

— Сынок, никто не получает силу так быстро, если он не замышляет что-нибудь.

— Тогда оставьте это обычным аврорам, когда и если они найдут доказательства обычным путём. Пожалуйста, мистер Хмури. Зовите это издержками моего магловского воспитания, но если речь не о войне, то я не хотел бы, чтобы мы стали злыми полицейскими, которые врываются в дома посреди ночи, роются в мозгах, а потом отправляют людей в Азкабан.

— Не вижу в этом смысла, но думаю, что могу оказать тебе такую любезность.

— Что-нибудь ещё, Аластор? — спросил Альбус.

— Да, — ответил Хмури. — Насчёт вашего профессора Защиты...

Гипотеза: Гилдерой Локхарт: КОНЕЦ

* * *

Гипотеза: Дамблдор
(9 апреля 1992 года, 17:32)

Когда профессор Защиты медленно поднял свою чашку с чаем, та слегка дёрнулась. Тёмная полупрозрачная жидкость лишь едва перехлестнула через край, всего только три капли поползли вниз по стенке. И до, и после этого рука профессора Квиррелла твёрдо сжимала чашку, и Гарри мог бы ничего и не заметить, если бы в тот момент он не наблюдал пристально за движениями профессора.

Если это маленькое резкое движение перейдёт в постоянный тремор, профессору Защиты останется только беспалочковая магия. Волшебная палочка не допускает дрожащих пальцев. Гарри не представлял, насколько это ослабит профессора Квиррелла — если ослабит вообще. Конечно, профессор Защиты сможет пользоваться беспалочковой магией, но всё же обычно для чего-то крупного он использовал палочку. С другой стороны, для него это мог быть исключительно вопрос удобства...

— Безумие, — заметил профессор Квиррелл и осторожно глотнул из чашки, не отрывая от неё глаз и не смотря на Гарри, что для него было нехарактерно, — само по себе может быть почерком.

В небольшом кабинете профессора Защиты было тихо, комната была защищена заклинаниями от любого шума, сильно этим отличаясь от кабинета директора. Иногда они с Гарри одновременно завершали вдох или выдох, и тогда комнату заполняла тишина, звеневшая в ушах.

— В каком-то смысле я согласен, — ответил Гарри. — Если кто-то говорит мне, что все на него глазеют и что его нижнее бельё посыпано гипнотическим порошком, то этот человек — психопат, потому что это стандартные признаки психоза. Но ваше утверждение, что любое непонятное происшествие указывает на вмешательство Альбуса Дамблдора, кажется мне... перебором. Если я не вижу какой-то цели, это ещё не значит, что цели вообще нет.

— Отсутствие цели? — переспросил профессор Квиррелл. — Но безумие Дамблдора — это не отсутствие цели, это избыток целей. Директор мог запланировать это, чтобы заставить Люциуса Малфоя отбросить свою игру ради мести вам... или тут может иметь место дюжина других интриг. Кто знает, какие действия директор сочтёт разумными, когда он уже натворил множество странного?

Ранее Гарри вежливо отказался от чая, даже понимая, что профессор Квиррелл догадается, что это значит. Сначала он собирался принести свою банку с газировкой, но отказался от этой идеи, сообразив, что, пусть они и не могут напрямую использовать магию друг против друга, профессор Защиты легко может телепортировать в неё капельку зелья.

— К настоящему времени я немного узнал Дамблдора, — заметил Гарри. — Если, конечно, всё, что я видел, не было ложью, то мне сложно поверить, что он мог планировать отправить любого ученика Хогвартса в Азкабан. В принципе.

— О, — тихо сказал профессор Защиты, в его бледных глазах блеснуло отражение чашки. — Но, возможно, это ещё один след, мистер Поттер. Вы ещё не поняли особенностей людей того типа, к которому относится Дамблдор. Положим, ему нужно во имя достаточно благородной цели пожертвовать учеником — кого он мог бы выбрать, как не ту, что объявила себя героиней?

Эти слова заставили Гарри задуматься. Это могло быть просто эффектом послезнания, но, тем не менее, при этой гипотезе то, что кто-то подставил Гермиону, казалось более вероятным. Подобным же образом профессор Квиррелл уже предсказал, что мишенью Дамблдора может стать Драко...

Но если за этим стоите вы, профессор, вы могли планировать подставить директора и заранее позаботиться о том, чтобы на него пало подозрение.

Концепция «свидетельства» приобретает другое значение, когда имеешь дело с кем-то, кто заявляет, что играет «на один уровень выше, чем вы».

— Я понимаю вашу точку зрения, профессор, — голос Гарри звучал спокойно, не выдавая и намёка на его мысли. — То есть вы считаете наиболее вероятным, что именно директор подставил Гермиону?

— Не обязательно, мистер Поттер, — профессор Квиррелл допил свой чай одним глотком и отставил чашку (та звонко стукнулась об стол). — Есть ещё Северус Снейп, хотя я не могу понять, какую выгоду он может извлечь из этой ситуации. Поэтому он также не является моим главным подозреваемым.

— Тогда кто это? — спросил Гарри, слегка озадаченный. Профессор Квиррелл явно не собирался ответить «Сами-Знаете-Кто»...

— У авроров есть правило, — ответил профессор Квиррелл. — Начинать расследование с жертвы. Многие так называемые преступники воображают, что если они кажутся жертвой преступления, то это ставит их вне подозрений. Этот подход так распространён, что любой из авроров постарше видел подобное с дюжину раз.

— Вы всерьёз пытаетесь убедить меня, что это Гермиона...

Профессор Защиты сузил глаза и направил на Гарри один из тех своих взглядов, которые означали, что тот сморозил глупость.

Драко? Драко допрашивали под сывороткой правды... но у Люциуса было достаточно власти, чтобы заставить авроров... ох.

— Вы думаете, что Люциус Малфой сам подстроил покушение на своего собственного сына? — спросил Гарри.

— А почему бы и нет? — мягко ответил профессор Квиррелл. — Из записи показаний мистера Малфоя я почерпнул, что вам удалось добиться некоторых успехов в изменении его политических взглядов. Если Люциус Малфой узнал об этом раньше... он мог решить, что его теперь бывший наследник стал обузой.

— Я не куплюсь на это, — решительно сказал Гарри.

— Вы непростительно наивны, мистер Поттер. Исторические книги полны примеров, когда семейные распри приводили к убийствам, и происходило это из-за куда меньших неудобств и беспокойств, чем те, что доставил мистер Малфой своему отцу. Полагаю, следующим вашим аргументом будет то, что Пожиратель Смерти лорд Малфой слишком кроток, чтобы причинить своему сыну такой вред, — сказал профессор с оттенком тяжёлого сарказма.

— Ну, честно говоря, да, — ответил Гарри. — Любовь действительно существует, профессор, это феномен, проявления которого очевидны. Разум реален, эмоции реальны, и любовь — такая же часть реального мира, как яблоки или деревья. Если вы делаете экспериментальное предположение, не беря в расчёт родительскую любовь, вам понадобится уйма времени, чтобы объяснить, почему родители не отправили меня в детский дом после Инцидента с Научным Проектом.

Профессор Защиты никак на это не отреагировал.

Гарри продолжил:

— Со слов Драко следует, что Люциус ставит его превыше голосований в Визенгамоте. Это значимое свидетельство, ведь существуют менее дорогостоящие возможности изобразить любовь, если вы хотите просто её изобразить. И нельзя сказать, что априорная вероятность того, что отец любит своего ребенка, мала. Я считаю возможным, что Люциус просто играл роль любящего отца, и что он отказался от этой роли, узнав, что Драко связался с маглорождённой. Но, как говорится, нужно отличать возможность от вероятности.

— Тем лучше преступление, — по-прежнему тихо сказал профессор Защиты, — если настоящего преступника никто не заподозрит.

— И, прежде всего, как бы Люциус изменил память Гермионы, не накладывая на неё чар? Он не преподаёт в Хогвартсе... а, вы, наверно, думаете, что это сделал профессор Снейп.

— Неверно, — сказал профессор Защиты. — Люциус Малфой не доверил бы такую миссию слуге. Но, предположим, одна из профессоров Хогвартса, достаточно знающая, чтобы наложить чары Ложной памяти, но недостаточно искусная в бою, пошла погулять в Хогсмид. Из тёмного переулка выступил Малфой, одетый в чёрное — он сделал бы это сам — и сказал ей одно-единственное слово.

— Империо.

— Скорее, Легилименс, — сказал профессор Квиррелл. — Я не знаю, среагировали бы защитные чары Хогвартса на вернувшегося профессора, на которого наложено проклятие Империус. И если я не знаю, Малфой, вероятно, тоже не знает. Но Малфой — превосходный окклюмент, и, возможно, он способен использовать легилименцию. Что касается цели... возможно, Аврора Синистра: никто не станет расспрашивать профессора астрономии, почему она гуляет по ночам.

— Или, что даже более напрашивается, профессор Спраут, — сказал Гарри. — Потому что она последняя, кого можно заподозрить.

Профессор Защиты немного поколебался.

— Возможно.

— Кстати, — Гарри демонстративно наморщил лоб, — полагаю, вы не скажете навскидку, кто из нынешних преподавателей был в Хогвартсе, когда в 1943-м году подставили мистера Хагрида?

— Дамблдор вёл трансфигурацию, Кеттлберн — волшебных существ, Вектор вела арифмантику, — тут же ответил профессор Квиррелл. — И, кажется, Батшильда Баблинг, которая сейчас преподаёт Древние руны, была старостой Когтеврана. Но, мистер Поттер, нет причин подозревать, что в том деле был замешан кто-то, кроме Сами-Знаете-Кого.

Гарри притворно пожал плечами.

— Просто решил спросить — на всякий случай. Впрочем, профессор, я согласен: возможно, что кто-то посторонний использовал легилименцию на ком-то из штата Хогвартса — и затем стёр память об этом, такое невозможно забыть. Но мне не кажется вероятным, что за этим планом стоял Люциус Малфой. Возможно, пусть и маловероятно, что вся внешняя любовь Люциуса к Драко проистекала лишь из чувства долга, и что она испарилась, как дым. Возможно, пусть и маловероятно, что всё выступление Люциуса перед Визенгамотом было лишь игрой. Люди снаружи не всегда похожи на себя внутри, как вы говорите. Но есть одно свидетельство, которое совершенно не вписывается.

— Какое же? — спросил профессор Защиты, полуприкрыв глаза.

— Люциус попытался отказаться от ста тысяч галлеонов в уплату за жизнь Гермионы. Я видел, как удивился Визенгамот, когда Люциус заявил, что, несмотря на правила чести, он отказывается. Визенгамот этого явно не ожидал. Почему он просто не сделал вид, что негодует, не стиснул напоказ зубы и не взял деньги? Если на самом деле ему не было так уж важно отправить Гермиону в Азкабан.

Профессор Квиррелл помолчал.

— Возможно, Люциус слишком вошёл в роль, — наконец ответил он. — Это порой случается, мистер Поттер, люди увлекаются и теряют голову.

— Не исключено, — сказал Гарри. — Но всё же это ещё одна довольно маловероятная деталь, которую приходится брать как условие. И раз теория требует столько дополнительных усложнений, она не может быть основной. Как по-вашему, среди прочих возможностей есть ещё что-то, о чём мне следует поразмыслить?

Профессор Квиррелл опустил взгляд на свою пустую чашку, он казался необычно отстранённым.

— Думаю, мне приходит в голову ещё один подозреваемый, — наконец сказал профессор Защиты.

Гарри кивнул.

Профессор Защиты, казалось, не заметил этого, и просто продолжил:

— Директор говорил вам что-либо — хотя бы намёком — о пророчестве, которое сделала профессор Трелони?

— Хм!? — машинально произнёс Гарри, пряча внезапное изумление за самой лучшей маской, которую мог изобразить. Вероятно, это было притворство не того уровня, чтобы обмануть профессора Квиррелла, но Гарри определённо не мог взять тайм-аут на то, чтобы обдумать ответ — постойте, но как, во имя всего святого, профессор Квиррелл мог узнать об этом? — А что, профессор Трелони сделала пророчество?

— Вы же сами были там, и слышали начало, — нахмурившись, сказал профессор Квиррелл. — Вы закричали на всю школу, что пророчество не может быть о вас, потому что вы не грядёте, вы уже здесь.

ОН ГРЯДЁТ. ТОТ, КТО РАЗОРВЁТ...

Всё, что успела произнести профессор Трелони до того, как Дамблдор сгрёб её в охапку и исчез.

— А, это пророчество, — сказал Гарри. — Извините! Совершенно про него забыл.

Гарри подумал, что произнёс последнее предложение слишком нарочито, и на 80% был уверен, что профессор Квиррелл сейчас спросит: «Ага, мистер Поттер, что это за таинственное другое пророчество, которое вы так усиленно пытаетесь скрыть...»

— Это глупо, — резко сказал профессор Защиты. — По крайней мере, если вы говорите мне правду. Пророчества — это не что-то обыденное. Я долго ломал голову над тем, что услышал, но такой небольшой фрагмент просто слишком мал.

— Думаете, тот, кто грядёт, может быть тем, кто подставил Гермиону? — спросил Гарри. Его разум уже выделял ресурсы для новой гипотезы: «нечётко объявленный объект — тот-кто-грядёт».

— Не хочу обидеть мисс Грейнджер, — сказал профессор Защиты, снова нахмурившись, — но её жизнь или смерть не кажутся настолько важными. Но кто-то же должен был появиться, тот, кого, согласно вашей трактовке, на тот момент ещё не было, какой-то очень значимый и пока неизвестный игрок... Кто знает, что ещё могло произойти?

Гарри кивнул и мысленно вздохнул над тем, что теперь придётся перерабатывать свои вычисления шансов, что Лорд Волдеморт жив, с учётом нового свидетельства.

Профессор Квиррелл продолжил, полуприкрыв глаза.

— Сильнее, чем вопрос, о ком говорилось в пророчестве, меня интересует, кто должен был его услышать? Говорят, что пророчество произносят тем, в чьей власти его исполнить или предотвратить. Дамблдор. Я. Вы. С меньшей вероятностью, Северус Снейп. Но из нас четверых двое — Дамблдор и Снейп — часто бывают в обществе Трелони. Тогда как вы и я почти не сталкивались с ней до того воскресенья. Я думаю, достаточно вероятно, что пророчество адресовалось одному из нас — прежде, чем Дамблдор забрал прорицательницу. Директор вам точно ничего не говорил? — настойчиво спросил профессор Квиррелл. — Мне показалось, что ваше отрицание прозвучало слишком нарочито, мистер Поттер.

— Честное слово, нет, — сказал Гарри. — Честное слово, я совершенно про него забыл.

— В таком случае его поступок слегка выводит меня из себя, — тихо сказал профессор Квиррелл. — В сущности, наверное, я даже в гневе.

Гарри ничего не ответил. У него даже пот не выступил. Может, это было и слабым аргументом для уверенности в себе, но в данном случае Гарри действительно был не виноват.

Профессор Квиррелл резко кивнул, словно в подтверждение.

— Если нам больше не о чем говорить, мистер Поттер, вы можете идти.

— Мне приходит в голову ещё один подозреваемый, — сказал Гарри. — Есть человек, который совсем не попал в ваш список. Можете проанализировать его для меня, профессор?

Снова повисла тишина, которая, казалось, была почти громкой.

— Что касается этого подозреваемого, — мягко сказал профессор Защиты, — я думаю, что вы должны вынести о нём решение сами, мистер Поттер, без помощи с моей стороны. Я слышал подобные просьбы раньше, и опыт подсказывает мне, что нужно отказаться. Либо я слишком хорошо проведу работу по обвинению самого себя и сумею убедить вас, что я виновен, либо вы решите, что я вёл расследование спустя рукава, потому что виновен. Я приведу только один аргумент в свою защиту — мне понадобилась бы очень весомая причина, чтобы подвергнуть риску ваш хрупкий союз с наследником Дома Малфоев.

* * *

Гипотеза: профессор Защиты

(8 апреля 1992 года, 20:37)

— ...так что, боюсь, я вынужден откланяться, — серьёзно сказал Дамблдор. — Я обещал Квиринусу... то есть, я хотел сказать, я обещал профессору Защиты... что не предприму никаких попыток раскрыть его подлинную личность, сам или с чьей-либо помощью.

— И почему ты дал такое дурацкое обещание? — буркнул Шизоглаз Хмури.

— Это было непреложным условием его работы, ну, так он сказал, — Дамблдор посмотрел на профессора МакГонагалл, и кривая улыбка на секунду показалась на его лице. — И Минерва ясно дала мне понять, что Хогвартсу в этом году позарез нужен компетентный профессор Защиты, даже если мне потребуется притащить Гриндевальда из Нурменгарда и напомнить о былой дружбе, чтобы убедить его занять эту должность.

— Я не высказывалась настолько радикально...

— Ваше лицо сказало всё за вас, моя дорогая.

И вскоре лишь четверо — Гарри, профессор МакГонагалл, профессор зельеварения и Аластор Хмури, также известный как Шизоглаз — заседали в кабинете директора.

Без директора кабинет выглядел очень странно. Несбалансированно. Без древнего волшебника, который придавал собранию некую торжественность, совещание превратилось просто в четвёрку людей, которые пытались обсуждать что-то серьёзное среди странных и шумных штуковин. Сидя на подлокотнике кресла, Гарри прекрасно видел предмет, похожий на усечённый конус, — как будто конусу отрезали верхушку — который медленно вращался вокруг пульсирующего источника света, затемняя его, но не заслоняя. Каждый раз, когда внутренний свет пульсировал, вся конструкция издавала звук «вруп-вруп-вруп», который звучал странно отдалённым, как будто доносился из-за четырёх толстых стен, хотя до всей этой вращающейся конической усечённой штуковины было всего метр или два.

Вруп... Вруп... Вруп...

А ещё было несколько тел самого Гарри Поттера, которые он оттащил в уголок, прибирая свой собственный — в прямом и переносном смысле — беспорядок. (Только одно тело не было скрыто копией Мантии Невидимости, но Гарри требовалось лишь небольшая концентрация внимания, чтобы почувствовать остальные невидимые тела, ибо скрывавшая их Мантия была его собственной — усилие, которое он очень старался не сделать ранее, чтобы избежать информации из будущего, которая могла бы повлиять на его решение). Печально, но уже совсем не казалось безумным видеть, как твоё собственное тело лежит в углу. Просто... это был Хогвартс.

— Ну ладно, — кисло сказал Хмури. Из-под кожаного доспеха человек в шрамах извлёк чёрную папку. — Это копия того, что нарыли люди Амелии. Она почти наверняка в курсе, что мы это раздобыли, но всё же это только между нами, ясно? Короче...

И Хмури рассказал, кем, по мнению Департамента Магического Правопорядка, является «Квиринус Квиррелл». С виду обычный ученик Хогвартса (хотя и весьма талантливый — он едва не стал главным старостой), который поехал на каникулы в Албанию после выпуска, там исчез, вернулся через 25 лет и попал в самое пекло Войны Волшебников...

— Именно убийство Дома Монро сделало Волди имя, — сказал Хмури. — До того он был просто очередным Тёмным Волшебником с манией величия и Беллатрисой Блэк. Но после... — он фыркнул. — Каждый дурак в этой стране побежал ему служить. Кто-нибудь мог бы понадеяться, что Визенгамот что-то предпримет, раз уж они поняли, что Волди готов убивать их драгоценные персоны. А что эти ублюдки сделали? Понадеялись, что какой-нибудь другой ублюдок что-то предпримет. Ни один из этих трусов не выступил вперёд. Только Монро, Крауч, Боунс и Лонгботтом — кроме них почти никто во всём Министерстве не осмеливался сказать Волди слово поперёк.

— Именно так ваш Дом стал Благородным, мистер Поттер, — серьёзно сказала профессор МакГонагалл. — Существует древний закон, что если некто положит конец Древнейшему Дому, тот, кто отомстит за эту кровь, станет Благородным. Вообще-то Дом Поттеров и так был старше, чем некоторые семьи, названные Древнейшими. Но Благородным Домом Британии он стал лишь после войны, в знак признания, что вы отомстили за Древнейший Дом Монро.

— Приступ благодарности и всё такое, — мрачно сказал Шизоглаз Хмури. — Это длилось недолго, но по крайней мере Джеймс и Лили забрали с собой в могилу пышный титул и бесполезную медаль. Но до этого было восемь лет кромешного ужаса. Монро исчез. Регулуса Блэка — мы практически уверены, что он был человеком Монро среди Пожирателей Смерти — казнил Волди. Казалось, прорвало плотину, и вся страна утонула в крови. Сам Альбус Дамблдор, чтоб его, занял место Монро, и этого едва хватило, чтобы мы выжили.

Гарри слушал это всё со странным чувством нереальности происходящего. Что-то из этого как будто ощущалось правильным, совпадавшим с наблюдениями — особенно с той речью профессора Квиррелла перед Рождеством — и всё же...

Они ведь говорили про самого профессора Квиррелла.

— Так что Департамент думает, что это и есть ваш профессор Защиты, — закончил мысль Шизоглаз. — А ты что об этом думаешь, сынок?

— Что ж... — медленно произнёс Гарри. За маской ведь тоже можно прятать маску. — Следующая очевидная мысль — человек по имени «Дэвид Монро» умер во время войны, и кто-то просто притворяется Дэвидом Монро, который притворяется Квиринусом Квирреллом.

— Очевидная? — с нажимом уточнила профессор МакГонагалл. — О, Мерлин...

— Правда, парень? — сказал Хмури, быстро вращая голубым глазом. — Я бы сказал, что это немного... параноидально.

Вы профессора Квиррелла не знаете, — подумал Гарри.

— Эту теорию легко проверить, — произнёс он вслух. — Просто выяснить, помнит ли профессор Защиты что-нибудь о войне, что должен помнить настоящий Дэвид Монро. Хотя, полагаю, если он играет роль Дэвида Монро, который притворяется кем-то другим, то у него есть прекрасный повод притвориться, что он притворяется будто не знает, о чём вы говорите...

— Немного параноидально, — сказал человек со шрамом, повышая голос. — Недостаточно параноидально! ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! Подумай вот о чём, парень — что если настоящий Дэвид Монро вовсе не возвращался из Албании?

Повисла тишина.

— Понимаю... — протянул Гарри.

— Конечно, вы понимаете, — сказала профессор МакГонагалл. — Не обращайте на меня внимания, пожалуйста. Я просто посижу тут тихо и понемногу сойду с ума.

— Тот, кто выжил на этой работе, понимает, что есть три вида Тёмных Волшебников, — серьёзно сказал Хмури. Его палочка не была ни на кого направлена и просто смотрела вниз, но он держал её в руках. Он вообще не выпускал её из рук с тех пор, как вошёл в комнату. — Есть Тёмные Волшебники, у которых лишь одно имя. Есть те, у которых два имени. А есть Тёмные Волшебники, которые меняют имена, как мы меняем одежду. Я видел, как «Монро» раскидал троих Пожирателей Смерти, словно щенков. Немногие волшебники настолько хороши в свои сорок пять. Дамблдор — возможно, но других таких мало.

— Может, это и правда, — откликнулся профессор зельеварения из своего угла. — Но что с того, Шизоглаз? Кто бы ни скрывался под этим именем, Монро был однозначно врагом Тёмного Лорда. Я слышал, как Пожиратели Смерти проклинали его имя даже после того, как все решили, что он уже умер. Они боялись его.

— И если речь идёт о профессорах Защиты, — чопорно сказала профессор МакГонагалл, — я это приму, причём с радостью.

Хмури повернулся и мрачно посмотрел на неё.

— Только где же, чёрт побери, «Монро» шлялся все эти годы, а? Может, он думал, что сможет сделать себе имя, сражаясь против Волди, а потом понял, что ошибся, и слинял? А теперь-то зачем вернулся, а? В чём его новый план?

— Он, э-э... — осторожно вмешался Гарри. — Он утверждал, что всегда хотел стать великим профессором Защиты, поскольку лучшие боевые маги преподавали в Хогвартсе. И он на самом деле невероятно хороший профессор Защиты... я имею в виду, если он хотел просто замаскироваться, он мог бы и не стараться так сильно...

Профессор МакГонагалл решительно кивнула.

— Наивно, — ровным голосом сказал Хмури. — Полагаю, вы все даже не задумывались, что, возможно, ваш профессор Защиты и подстроил уничтожение всего Дома Монро?

— Что?! — воскликнула профессор МакГонагалл.

— Наш таинственный волшебник слышит о потерянном отпрыске Древнейшего Дома Британии, — ответил Шизоглаз. — Он прикидывается «Дэвидом Монро», но держится подальше от настоящей семьи Монро. Но рано или поздно Дом обязан заметить, что что-то не так. И тогда самозванец так или иначе провоцирует Волди их всех убить — возможно, раскрывает пароль от системы защиты Дома, который ему дали — и всё, теперь он лорд Визенгамота!

Внутри Гарри происходила борьба между пуффендуйцем номер один, который никогда полностью не доверял профессору Защиты, и пуффендуйцем номер два, который был слишком предан другу Гарри, профессору Квирреллу, чтобы поверить во что-то такое лишь потому, что так сказал Хмури.

Хотя вообще-то это напрашивалось, — заметил слизеринец. — То есть, неужели ты в состоянии поверить, что при естественных обстоятельствах некто стал последним наследником Древнейшего Дома И Лорд Волдеморт убил всю его семью И он должен отомстить за своего учителя боевых искусств? Да любого из этих пунктов было бы достаточно, чтобы сказать, что кто-то слишком увлёкся, делая свою новую личность идеальным литературным героем. В реальной жизни так не бывает.

И это говорит сирота, который вырос, не зная о своём наследии, — прокомментировал внутренний критик Гарри. — Насчёт которого имеется пророчество. Знаешь, вроде бы мы никогда не читали книг про двух героев с одинаковым предначертанием, которые соревнуются, кто более шаблонен, чтобы быть достойным победить злодея...

Да, — ответил центральный Гарри, заглушая отдалённый врупающий звук на фоне, — наша жизнь и так весьма печальна, а ТЫ ТУТ ЕЩЁ И ИЗДЕВАЕШЬСЯ.

В данный момент можно сделать только одно, — сказал когтевранец. — И все мы это знаем, так о чём спорить?

Но, — ответил Гарри, — как же мы проверим экспериментально, является профессор Квиррелл исходным Дэвидом Монро? То есть, в каком случае объект наблюдения повёл бы себя по-разному, в зависимости от того, настоящий он Дэвид Монро или самозванец?

— Что ты хочешь от меня, Шизоглаз? — спросила профессор МакГонагалл. — Я же не могу...

— Можешь, — человек в шрамах яростно посмотрел на неё. — Просто уволь чёртова профессора Защиты.

— Ты ежегодно так говоришь, — сказала профессор МакГонагалл.

— Да, и я всегда прав!

— С постоянной бдительностью или без, Аластор, но ученикам надо учиться!

Хмури фыркнул:

— Ха! Клянусь, что проклятие становится всё хуже, потому что с каждым годом вам всё труднее и труднее от них избавляться. Ваш драгоценный профессор Квиррелл должен быть замаскированным Гриндевальдом, чтобы вы его наконец вышвырнули!

— А это реально? — Гарри не удержался от вопроса. — Я имею в виду, может ли он на самом деле быть...

— Я проверяю камеру Гринди каждые два месяца, — сказал Хмури. — В марте он был на месте.

— А может человек в камере оказаться двойником?

— Я беру анализ крови для проверки, сынок.

— А где вы храните образец крови для сравнения?

— В надёжном месте, — что-то вроде улыбки появилось на покрытых шрамами губах. — Ты не думал после окончания школы пойти работать аврором?

— Аластор, — неохотно начала профессор МакГонагалл. — У профессора Защиты... проблемы со здоровьем. Полагаю, ты сочтёшь это само по себе подозрительным, но это совсем не значит, что он совершил что-то такое, из-за чего мы не должны продлевать с ним контракт.

— Да, у него то и дело тихий час, — мрачно сказал Хмури. — Амелия думает, он стал жертвой высокоуровневого проклятия. А по мне, так это какой-то тёмный ритуал пошёл не так!

— У тебя нет доказательств! — возразила профессор МакГонагалл.

— Да у него над головой с тем же успехом могла бы светиться зелёными буквами табличка «Тёмный Волшебник».

— А... — сказал Гарри. Судя по всему, сейчас был не лучший момент, чтобы спросить мистера Хмури, что он думает о точке зрения: «не все ритуалы с жертвоприношениями — зло». — Простите, но вы ранее говорили, что профессор Квиррелл — я хочу сказать, прежний Дэвид Монро — в смысле, Монро из семидесятых — в общем, вы сказали, этот человек использовал Смертельное проклятие. Что это значит? Нужно ли быть Тёмным Волшебником, чтобы его использовать?

Хмури покачал головой.

— Я и сам его использовал. Всё, что нужно — это сила и соответствующий настрой, — он слегка оскалил зубы. — Впервые я использовал его против волшебника по имени Джералд Грайс, и когда ты закончишь Хогвартс, можешь спросить меня, что он такого сделал.

— Но почему тогда оно Непростительное? — сказал Гарри. — В смысле, Режущее заклинание тоже может убивать. Так почему чем-то лучше использовать Редукто, нежели Авада Кедав...

— Закрой рот! — резко оборвал его Хмури. — Когда ты произносишь это заклинание, кто-нибудь может что-то не так понять. Пусть ты и выглядишь слишком юным, чтобы использовать его, но существует такая штука, как Оборотное зелье. Что касается твоего вопроса, мальчик, есть две причины, почему это заклинание внесено в самые чёрные книги. Во-первых, Смертельное проклятие направляется прямо в душу, и летит, пока не поразит её. Сквозь любые щиты. Даже сквозь любые стены. Именно поэтому даже аврорам, сражавшимся с Пожирателями Смерти, не дозволялось использовать его до Акта Монро.

— Ага, — кивнул Гарри, — отличный повод запретить...

— Я не закончил, сынок. Вторая причина в том, что Смертельное проклятие не просто требует значительного количества магии. Ты должен этого по-настоящему хотеть. Ты должен хотеть, чтобы кто-то умер, и вовсе не ради высшего блага. Убийство Грайса не вернуло назад ни Блэр Рош, ни Натана Рейфусса, ни Дэвида Капито. Я убил его не ради правосудия, и не чтобы он больше так не делал. Я просто хотел, чтобы он умер. Понимаешь теперь, парень? Тебе не нужно быть Тёмным Волшебником, чтобы использовать это заклинание, но и Альбусом Дамблдором ты тоже не можешь быть. И если тебя арестуют за убийство с его помощью, ты не сможешь оправдаться.

— Понимаю, — прошептал Мальчик-Который-Выжил. Нельзя хотеть чьей-то смерти как одного из шагов к положительной цели, нельзя использовать это заклинание, веря, что это необходимое зло, нужно по-настоящему хотеть, чтобы некто умер — просто умер, чтобы для тебя не было ничего важнее его смерти. — Магически воплощённое предпочтение смерти над жизнью, удар в средоточие чистой жизненной силы... да, похоже, это заклинание трудно блокировать.

— Не трудно, — рявкнул Хмури. — Невозможно!

Гарри кивнул.

— Но Дэвид Монро — или кто он там — использовал Смертельное проклятие против нескольких Пожирателей Смерти ещё до того, как они убили всю его семью. Означает ли это, что он уже тогда их ненавидел? Может, история про боевые искусства всё-таки правда?

Хмури слегка покачал головой.

— Одна из тёмных истин о Смертельном проклятии, сынок, в том, что после того, как ты используешь его впервые, оно уже не требует так много ненависти.

— Оно повреждает разум?

Хмури снова покачал головой.

— Нет. Разум повреждает само убийство. Убийство разрывает душу — но то же самое происходит и в том случае, если используешь Режущее заклинание. Трещина в душе появляется не из-за Смертельного проклятия. Это Смертельному проклятию нужна треснувшая душа, — если на изборождённом шрамами лице и появилась грусть, заметить её было невозможно. — Однако это не даёт нам много информации о Монро. Тех, кто, подобно Дамблдору, никогда в жизни не сможет использовать Смертельное проклятие, потому что в его душе никогда не появится трещина — таких мало, очень мало. Нужна ведь всего лишь маленькая трещина.

В груди Гарри появилось странное тяжёлое чувство. Хотел бы он знать, что именно значило то, что Лили Поттер пыталась использовать Смертельное проклятие против Лорда Волдеморта в последний миг её жизни. Но, конечно, это было простительно, это было справедливо и правильно — то, что мать ненавидела тёмного волшебника, который пришёл убить её младенца и насмехался над её неспособностью его остановить. В такой ситуации, если вы не можете использовать Авада Кедавра, значит, вы неправильный родитель. А ни одно другое заклинание не прошло бы через щиты Тёмного Лорда, оставалось только хотя бы попытаться ненавидеть Тёмного Лорда достаточно для того, чтобы желать ему смерти ради самой смерти, раз уж это был единственный способ спасти своё дитя.

Нужна всего лишь маленькая трещина...

— Довольно, — сказала профессор МакГонагалл. — Что вы от нас хотите?

Хмури криво ухмыльнулся.

— Избавьтесь от профессора Защиты, и, спорим на галлеон, все ваши проблемы как рукой снимет.

Казалось, слова Хмури причиняли профессору МакГонагалл физическую боль.

— Аластор... но... станешь ли вести уроки ты, если...

— Ха! — отозвался Хмури. — Если когда-нибудь я отвечу «да» на этот вопрос, проверьте меня на Оборотное зелье, потому что это буду не я.

— Я проведу эксперимент, — сказал Гарри. Все посмотрели на него, и он продолжил: — Я спрошу у профессора Квиррелла что-нибудь, что знает настоящий Дэвид Монро, например, кто ещё учился в Слизерине в 1945-м, или что-то вроде этого. Я рассчитываю сделать это, не привлекая внимания. Доказательство не будет безусловным, потому что он мог подготовиться к своей роли, но всё-таки это будет свидетельство. И ещё, мистер Хмури, даже если профессор Квиррелл не настоящий Монро, я не уверен, что избавиться от него — хорошая идея. Он дважды спасал мне жизнь...

— Что?! — спросил Хмури. — Когда? Как?

— В первый раз — когда сбил с ног уйму ведьм, которые притягивали меня к земле, во второй — когда сообразил, что дементор высасывает из меня силы через мою палочку. И если это не профессор Квиррелл изначально затеял всю эту историю с Драко Малфоем, то получается, что он спас ему жизнь, и всё было бы гораздо хуже, если бы он этого не сделал. Если профессор Защиты сам не затеял всё это, то он не тот, от кого стоит просто так избавляться.

Профессор МакГонагалл решительно кивнула.

* * *

Гипотеза: Северус Снейп

(8 апреля 1992 года, 21:03)

Гарри и профессор МакГонагалл снова стояли на лестнице, которая медленно вращалась, но не опускалась. Точнее будет сказать, что один из Гарри стоял на лестнице — трое остальных Гарри остались в кабинете директора.

— Могу я задать вам конфиденциальный вопрос? — спросил Гарри, когда счёл, что они достаточно далеко, чтобы не быть услышанными. — Конфиденциальный, в особенности, в отношении директора?

— Да, — ответила профессор МакГонагалл, подавляя вздох. — Хотя я надеюсь, что вы понимаете, что я не сделаю ничего, что противоречит моим обязательствам по отношению...

— Конечно, — прервал Гарри, — собственно, мне нужно спросить вас именно об этом. Перед лицом Визенгамота, когда Люциус Малфой сказал, что Гермиона не входит в Дом Поттеров и что он не возьмёт денег, вы подсказали Гермионе, как принести присягу. Я хочу знать, на случай, если произойдёт схожая ситуация, какие обязательства для вас важнее — перед ученицей Хогвартса Гермионой Грейнджер или перед главой Ордена Феникса Альбусом Дамблдором.

Профессор МакГонагалл выглядела так, как будто кто-то пару минут назад ударил её по лицу чугунной сковородой, а сейчас ей сказали, что её ударят ещё раз, и она не должна уклоняться.

Гарри и сам слегка вздрогнул. Как-то всё-таки нужно научиться формулировать предложения так, чтобы они не шокировали людей так сильно.

Стены вращались вокруг них, за ними, и вот, каким-то образом, они оказались внизу.

— О, мистер Поттер... — опять вздохнула профессор МакГонагалл, — мне бы очень хотелось, чтобы вы не задавали мне подобных вопросов... О, Гарри, я совсем не думала в тот момент. Я просто увидела возможность помочь мисс Грейнджер, и... в конце концов, я — из Гриффиндора.

— У вас есть возможность подумать сейчас, — сказал Гарри. Получалось совсем нехорошо, но ему в любом случае нужно было сказать это, потому что... — Я не прошу, чтобы вы были верны именно мне. Просто, если вы действительно знаете, если вы правда уверены, как поступите в ситуации, когда снова на одной чаше весов окажется жизнь невинного ученика Хогвартса, а на другой — Орден Феникса...

Но профессор МакГонагалл покачала головой.

— Я совершенно не уверена, — прошептала профессор трансфигурации. — Я не знаю, поступила ли правильно даже в этом случае. Простите. Я не могу принимать такие ужасные решения!

— Но вы же сделаете хоть что-то, если это случится снова, — сказал Гарри. — Отказ от решения — это тоже выбор. Вы не можете хотя бы просто представить, что вам нужно немедленно принять решение?

— Нет, — сказала профессор МакГонагалл, её голос звучал увереннее, и Гарри понял, что нечаянно подсказал лазейку. Следующие слова профессора подтвердили его опасения. — Если речь идёт о таком ужасном выборе, мистер Поттер — я думаю, что мне не стоит делать его до того момента, как мне придётся его сделать.

Гарри глубоко вздохнул. Он подозревал, что не имеет права ожидать от профессора МакГонагалл, что она скажет что-то иное. При моральной дилемме, когда вы теряете что-то в любом случае, вам в любом случае тяжело выбирать, и, отказавшись решать заранее, вы можете временно избавить себя от маленькой ментальной боли. Ценой того, что вы не сможете ничего спланировать заранее, ценой того, что вы уже смещаетесь в сторону бездействия или колебаний до тех пор, пока не будет слишком поздно... но было бы глупо ожидать, что ведьма может всё это знать.

— Хорошо, — сказал Гарри.

Хотя это было совершенно не хорошо. Дамблдор мог захотеть, чтобы Гарри избавился от своего долга, и профессор Квиррелл тоже мог этого захотеть. А учитель Защиты всё-таки был Дэвидом Монро, ну или мог убедить всех, что он — Дэвид Монро, тогда получалось, что лорд Волдеморт вовсе не истребил Дом Монро. В этом случае кто-нибудь мог заставить Визенгамот аннулировать благородный статус Дома Поттеров (который был им награждён за отмщение за Древнейший Дом Монро).

В таком случае присяга Гермионы Благородному Дому потеряет законную силу.

А может быть и нет. Гарри не знал ничего о законах на данный случай, в частности, он не знал, вернёт ли Дом Поттеров деньги, если кому-то удастся отправить Гермиону в Азкабан. Говоря юридическим языком, если вы что-то потеряли, это не означает, что вам должны вернуть заплаченную стоимость. Гарри не был уверен и не рискнул бы посоветоваться с магическим адвокатом...

...Как было бы хорошо иметь в запасе хотя бы одного взрослого, на счёт которого можно было бы быть уверенным, что он примет сторону Гермионы, а не Дамблдора, если вдруг возникнет проблема вроде этой.

Ступеньки перестали вращаться, и перед ними оказались спины каменных горгулий, которые с грохотом посторонились, открывая дорогу в коридор.

Гарри шагнул вперёд...

...и на его плечо опустилась рука.

— Мистер Поттер, — тихо спросила профессор МакГонагалл, — почему вы просили меня приглядывать за профессором Снейпом?

Гарри снова обернулся.

— Вы когда-то попросили меня приглядывать, не изменится ли он, — настойчиво продолжила профессор МакГонагалл. — Почему вы сказали мне это, мистер Поттер?

Гарри потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, почему он это сказал когда-то, давным-давно. Гарри и Невилл спасли Лесата Лестрейнджа от хулиганов, а потом Гарри столкнулся с Северусом в коридоре и, если верить словам профессора Зельеварения, «чуть не погиб»...

— Я узнал кое-что, что меня обеспокоило, — сказал Гарри, помедлив. — От кое-кого, кто заставил меня пообещать держать это в тайне.

Северус взял с Гарри клятву, что их разговор не будет передан никому, и Гарри был связан этим.

— Мистер Поттер, — начала профессор МакГонагалл, но потом выдохнула, и суровое выражение исчезло с её лица так же быстро, как возникло. — Не важно. Если не можете сказать, значит, не можете.

— А почему вы спрашиваете?

Профессор Макгонагалл, казалось, колебалась...

— Хорошо, давайте конкретизируем, — сказал Гарри. После того, как профессор Квиррелл проделал это несколько раз с ним самим, Гарри и сам научился этому трюку. — Какие изменения вы уже заметили в профессоре Снейпе, что вы пытаетесь решить, говорить ли мне о них?

— Гарри, — начала профессор МакГонагалл и закрыла рот.

— Очевидно, что я знаю нечто, что вы не знаете, — дружелюбно сказал Гарри. — Видите, вот почему мы не можем постоянно откладывать решение наших ужасных моральных дилемм.

Профессор МакГонагалл закрыла глаза, сделала глубокий вдох, потёрла переносицу.

— Ладно, — сказала она. — Это едва заметно... но меня оно беспокоит. Я попытаюсь объяснить... Мистер Поттер, много ли вы прочли книг, которые не предназначены для детей?

— Я прочёл их все.

— Да, кто бы сомневался. Ну... я сама не совсем это понимаю, но всё время, которое Северус работает в этой школе и разгуливает в своей ужасной чудовищной мантии, постоянно находится некоторый тип девушек, которые смотрят на него обожающим взглядом...

— Вы считаете, что в этом есть что-то плохое? — спросил Гарри. — Я хочу сказать, если я что-то вообще понял из этих книг, так это то, что не следует осуждать предпочтения других людей.

Профессор МакГонагалл посмотрела на Гарри крайне странно.

— Я имею в виду, — продолжил Гарри, — что, когда я немного подрасту, то, судя по тому, что я читал, есть примерно 10% шанс на то, что я сам посчитаю профессора Снейпа привлекательным, и важно, чтобы я просто принял это, чтобы я ни...

— В любом случае, мистер Поттер, Северус всегда был абсолютно безразличен к взглядам этих девочек. Но теперь, — профессор МакГонагалл что-то сообразила и поспешно добавила, подняв руку в упреждающем жесте: — Не поймите меня неправильно, профессор Снейп совершенно точно ни разу не воспользовался таким отношением с их стороны! Это совершенно исключено! Насколько я знаю, он ни одной даже не улыбнулся. Он говорил девочкам перестать пялиться на него. А если они продолжают на него глазеть, он смотрит в другую сторону. Я сама это видела.

— Э... — сказал Гарри. — То, что я правда прочёл эти книги, не значит, что я их понял. Что всё это вообще означает?

— Что он это заметил, — тихо ответила профессор МакГонагалл. — Это почти не бросается в глаза, но я сама видела, и я в этом уверена. А это значит... Я боюсь, что... что связь, которая держала Северуса на стороне Альбуса... возможно, ослабла, или даже оборвалась.

2 + 2 = ...

— Снейп и Дамблдор?! — Гарри понял, что произнёс это вслух, и поспешно добавил: — Нет, не то чтобы в этом было что-то дурное...

— Нет! — воскликнула профессор МакГонагалл. — О, во имя всего святого... Я не могу объяснить этого вам, мистер Поттер!

Вторая половина головоломки наконец сложилась.

Он до сих пор любил мою маму?!

Это казалось то ли трогательно-грустным, то ли жалким... целых пять секунд, а потом совершенно внезапно сложилась и третья половина головоломки.

Конечно, пока я не дал ему мой замечательный совет насчёт отношений.

— Понимаю, — осторожно сказал Гарри спустя несколько секунд. Бывают случаи, когда простого «Упс» мало, чтобы описать ситуацию. — Вы правы, это не к добру.

Профессор МакГонагалл закрыла лицо руками.

— Что бы вы ни думали в данный момент, — сказала она слегка приглушённым голосом, — уверяю, и это тоже неправильно, и я не хочу больше ничего об этом слышать.

— Итак, — сказал Гарри. — Если, как вы говорите, связь, которая объединяла профессора Снейпа и директора, оборвалась... Что он будет теперь делать?

Повисло долгое молчание.

* * *

Что он будет теперь делать?

Минерва опустила руки и посмотрела сверху вниз, в обращённое к ней лицо Мальчика-Который-Выжил. Такой простой вопрос не должен был вызывать в ней так много тревоги. Она знала Северуса много лет. Они были странным образом связаны пророчеством, которое услышали оба. Хотя Минерва подозревала, исходя из того, что она знала о правилах пророчеств, что она сама просто-напросто подслушала пророчество. Это действия Северуса привели к тому, что оно начало сбываться. И разрывающая сердце вина за этот выбор мучила профессора Зельеварения многие годы. Она не могла представить, кем бы был Северус без этой вины. Её разум впадал в ступор, когда она пыталась представить, а мысли были словно пустой пергамент.

Конечно, Северус больше не был тем человеком, которым был когда-то, тем гневным и до ужаса безрассудным юнцом, который принёс Волдеморту пророчество в обмен на право вступить в ряды Пожирателей смерти. Она знала его многие годы, и, конечно, Северус больше таким не был...

Знала ли она его на самом деле?

Видел ли хоть кто-нибудь настоящего Северуса Снейпа?

* * *

— Я не знаю, — сказала наконец профессор МакГонагалл. — Я действительно совсем не знаю. Не могу даже вообразить. А знаете ли что-то на этот счёт вы, мистер Поттер?

— Э... — ответил Гарри. — Думаю, я могу сказать, что мои наблюдения показывают то же, что и ваши. Я хочу сказать, это увеличивает вероятность, что профессор Снейп больше не влюблён в мою маму.

Профессор МакГонагалл закрыла глаза.

— Я сдаюсь.

— Я не в курсе, натворил ли он что-нибудь ещё, — добавил Гарри. — Полагаю, директор уполномочил вас спросить меня об этом?

Профессор МакГонагалл отвела взгляд и уставилась в стену.

— Пожалуйста, не надо, Гарри.

— Хорошо, — сказал Гарри, повернулся и быстро зашагал по коридору. Сзади послышались более медленные шаги профессора МакГонагалл и грохот горгулий, возвращающихся на своё место.

* * *

Через день утром во время урока зельеварения, зелье Защиты от холода, которое готовил Гарри, приобрело слегка тошнотворный запах и выкипело из котла, покрыв всё вокруг зелёной пеной. Профессор Снейп, чьё лицо выражало скорее смирение, нежели отвращение, велел Гарри остаться после урока. У Гарри были на этот счёт свои подозрения — и как только класс опустел (Гермиона, как всегда в последнее время, выскочила за дверь первой), дверь с размаху захлопнулась и защёлкнулась на замок.

— Я приношу извинения за то, что испортил ваше зелье, мистер Поттер, — спокойно сказал Северус Снейп. На его лице было странное печальное выражение, которое Гарри видел ранее лишь раз, в коридоре, несколько месяцев назад. — На ваших оценках это не отразится. Пожалуйста, садитесь.

Гарри вернулся на своё место и, пока профессор Снейп накладывал заклинания против подслушивания, продолжил оттирать зелёную жижу с деревянной поверхности стола.

Когда профессор Зельеварения закончил, он заговорил снова:

— Я... не знаю, как подступиться к этой теме, мистер Поттер, поэтому я просто скажу, как есть... При встрече с дементором вы вспомнили ночь, когда умерли ваши родители?

Гарри молча кивнул.

— Не могли бы вы... Я знаю, что это, должно быть, неприятные воспоминания, но... не могли бы вы рассказать мне, что произошло?..

— Зачем? — спросил Гарри. Он говорил серьёзно и совершенно не собирался смеяться над умоляющим видом человека, от которого Гарри не ожидал увидеть подобных эмоций. — Мне кажется, вам самому будет неприятно услышать это, профессор...

Голос профессора Зельеварения опустился до шёпота:

— В течение последних десяти лет я представлял это каждую ночь.

А знаешь, — сказала слизеринская сторона, — если его основанная на чувстве вины верность уже колеблется, избавлять его от страданий — не слишком хорошая идея...

Заткнись. Отклонено.

Но была одна вещь, в которой Гарри просто не мог себе отказать. И он принял одно из предложений своей слизеринской стороны.

— Расскажете мне, как именно вы узнали о Пророчестве? — спросил Гарри. — Простите, что устраиваю подобный торг, я правда всё расскажу вам, но только, поймите, это может быть по-настоящему важно...

— Тут почти не о чем говорить. Я пришёл к заместителю директора на собеседование на вакансию профессора зельеварения. Я ждал за дверью комнаты в «Кабаньей голове», когда соискатель в очереди передо мной, Сивилла Трелони, проходила собеседование на место профессора прорицаний. Как только она закончила произносить пророчество, я убежал, оставив шанс стать профессором Хогвартса, и пришёл к Тёмному Лорду, — выражение лица профессора Зельеварения было напряжено и непроницаемо. — Я даже не дал себе времени подумать, почему именно мне было даровано услышать эту загадку, и тут же продал её другому.

— Это было собеседование? — спросил Гарри. — Где вы и профессор Трелони оба были соискателями, а профессор МакГонагалл собеседующим? Как-то тут... Слишком много совпадений...

— Пророки — пешки в руках времени, мистер Поттер. Они выше совпадений. Мне было предназначено услышать пророчество и стать его орудием. Присутствие Минервы ни на что не повлияло. Там не было чар Ложной памяти, как вы предположили, не знаю, почему вы так подумали, но их там не было и быть не могло. Голос предсказателя специфичен, в нём есть загадка, которую не может передать даже легилименция, как это можно заложить в поддельную память? Думаете, Тёмный Лорд поверил бы мне на слово? Тёмный Лорд захватил мой разум и увидел там таинственное событие, пусть и не смог проникнуть в тайну — так он узнал, что пророчество было настоящим. Тёмный Лорд мог бы убить меня сразу после этого, ибо он получил, что хотел, — я был безумцем, что пошёл к нему, — но он увидел во мне нечто, сам не знаю что, и принял меня в Пожиратели Смерти, хотя больше на своих условиях, чем на моих. Именно так я стал причиной всему, что потом случилось, всему — от начала и до конца, — голос Северуса звучал хрипло, а лицо отражало неприкрытую боль. — А теперь расскажите мне, пожалуйста, как умерла Лили?

Гарри сглотнул два раза и начал рассказывать.

— Джеймс Поттер закричал, чтобы Лили схватила меня и бежала, а он задержит Сами-Знаете-Кого. Сами-Знаете-Кто сказал... — Гарри прервался, он весь дрожал, и его мышцы свело, как перед припадком. Память безжалостно возвращалась, и с ней наступали холод и тьма. — Он использовал... Смертельное проклятье... А потом как-то поднялся наверх, я думаю, он летел, потому что не помню звука шагов по ступенькам, или чего-то вроде того... А потом моя мама закричала: «Нет, только не Гарри, пожалуйста, не Гарри!», или что-то вроде того. А Тёмный Лорд ответил... его голос был очень высоким, как свист кипящего чайника, но только холодным... Тёмный Лорд ответил...

В сторону, женщина! Ты мне не нужна, мне нужен только мальчишка.

Эти слова Гарри помнил очень хорошо.

— Он сказал моей маме уйти с его дороги, потому что он пришёл только за мной, и моя мама умоляла его пощадить меня, и Тёмный Лорд ответил...

Я даю тебе редкий шанс сбежать.

— Что он будет милосерден и даст ей шанс уйти, но ему не трудно сразиться с ней, и даже если она погибнет, это меня не спасёт, — голос Гарри прерывался, — то есть ей лучше убраться с его пути. И тогда моя мама стала молить взять её жизнь вместо моей, а Тёмный Лорд... Тёмный Лорд сказал ей, и его голос был тише, словно он отбросил притворство...

Прекрасно, я принимаю твои условия.

— Он сказал, что согласен на её предложение, и что она должна бросить свою палочку, чтобы он мог убить её. А потом Тёмный Лорд ждал, просто ждал. Я... я не знаю, о чём думала Лили Поттер, это вообще не имело смысла, то, что она сказала, непохоже было, чтобы Тёмный Лорд убил её и потом просто ушёл, он ведь пришёл за мной. Лили Поттер ничего не сказала, и тогда Тёмный Лорд начал смеяться над ней, это было ужасно, и... и она попробовала единственное, что ей оставалось кроме того, чтобы бросить меня или просто сдаться и умереть. Я не знаю, могла ли она вообще это сделать, могло ли у нее сработать заклинание, но, если подумать, ей нужно было хотя бы попытаться. Последнее, что она произнесла, было «Авада Ке...» — но Тёмный Лорд начал своё заклинание, как только она сказала «Ав», и он произнёс его меньше, чем за полсекунды, а потом была вспышка зелёного света, а потом... потом...

— Хватит.

Медленно, как утопленник, всплывающий к поверхности, Гарри вернулся из того места, где он только что был.

— Хватит, — хрипло повторил профессор Зельеварения. — Она умерла... Лили умерла без боли, да? Тёмный Лорд не... не сделал с ней ничего перед тем, как убил?

Она умерла с мыслью, что потерпела поражение, и что теперь Тёмный Лорд убьёт её ребёнка. Это больно.

— Он... Тёмный Лорд не пытал её, — сказал Гарри. — Если вы об этом спрашиваете.

За его спиной щёлкнул замок, и дверь распахнулась.

Гарри ушёл.

Это было в пятницу, 10 апреля 1992 года.